Грязный секрет

— Нет, всё в порядке, — я легонько толкаю его в сторону.

— Иисус, Соф. Позволь мне отвезти её обратно. Ты сама призналась, что тебе было трудно.

Я делаю глубокий вдох и отхожу от коляски, позволяя ему взять её под контроль. Не хочу спорить с ним перед Милой, поэтому решаю на этот раз уступить.

Потому что обязательно наступит позже, а если нет, то раньше. Когда-нибудь это сработает на меня.

Я тащусь за ним, в душе благодарная за помощь. И до этого было сложно, а теперь ещё и стемнело... И, да. Я ненавижу темноту.

Спустя несколько минут мы добираемся до моего дома, и я нахожу ключ. Когда мы проходим через заднюю дверь, Коннер достаёт Милу.

— Могу я уложить её в кроватку? — спрашивает он.

— Я принесу ей пижаму, — развернувшись, поднимаюсь в её комнату и проверяю, есть ли у неё всё необходимое. Проверяю во второй раз. В третий. Мне хочется забрать CD из проигрывателя, потому что сейчас это кажется чертовски глупым.

«Эй, я скрывала от тебя ребёнка, но всё в порядке, потому что ты всё равно поёшь ей перед сном каждую ночь».

Я бьюсь головой о стену, прежде чем схватить пижаму и спуститься.

Передав Коннеру пижаму Милы и памперс, забираю грязные вещи и кладу их в корзину в углу комнаты. Чёрт, пора начинать обустраивать этот дом.

Корзина для прачечной в столовой. В этом полно смысла.

Я начинаю мысленно уговаривать себя. Лучше так, чем вслух, верно? Верно, вслух — признак сумасшествия.

Возможно, я просто нуждаюсь в кофе.

Нет, нет. Мне нужно, чтобы Коннер убрался из моего дома, и я смогла забраться в кровать и утонуть в вине. Да! Именно это!

Он несёт наверх Милу с кроликом и куклой. Дождавшись щелчка закрывшейся двери, я поворачиваюсь к стене и бьюсь о неё лбом.

Хрень. Дерьмо. Чёрт. Бл*ть.

Джек Дэниэлс... Джек Дэниэлс и отсутствие Коннера в моём доме. Это всё, что мне необходимо.

— Есть причина, по которой ты бьёшься лбом о стену?

— Да. Я пытаюсь не разговаривать с тобой, поэтому тебе стоит уйти прежде, чем я разозлюсь.

— Разозлишься на меня? — недоверчиво интересуется Коннер.

Я выпрямляюсь и смотрю ему в лицо.

— Да. Поэтому уходи, у меня недостаточно энергии, чтобы злиться сегодня.

— Что я, чёрт возьми, сделал?

— Твой ужасный поступок за ужином! — слова вылетают из моего рта. — Вспоминать слухи о беременности. Думаешь, я недостаточно виню себя и нуждаюсь, чтобы это вынесли на публику? Верно?

— Ты злишься на меня из-за своего поступка? Чёрт, Соф!

— Нет, я злюсь из-за того, что ты заговорил о том, о чём не надо! — кричу я. — Сейчас я не в том положении, чтобы говорить о чувствах, но, чёрт возьми, Коннер! Как думаешь, что я почувствовала? Чёрт, я знаю. Я всё самое плохое, что существует под солнцем, но оставь это для нас!

— Я поддерживал разговор!

— Самым ужасным способом! — я проталкиваюсь мимо него.

Он хватает меня за руку и разворачивает, его глаза сверкают.

— У меня есть право быть придурком, ты так не думаешь, принцесса?

— Когда мы одни! Ты не вправе быть придурком, когда твоя семья рядом!

— Думаю, вправе! Особенно, когда я так сильно хочу ненавидеть тебя!

— Так ненавидь!

— Я не могу! Ты делаешь это чертовски невозможным!

— Я ничего не делаю!

— Ты здесь! Ты делаешь это! — его ноздри расширяются, и он запускает руку в мои волосы, обхватывая голову. — Ты здесь, как будто ничего не изменилось. Так же смотришь на меня, так же разговариваешь, и это бесит меня, потому что я не хочу, чтобы ты оставалась девушкой, в которую я влюбился.

— Я не она, — протестую я. Кожу покалывает там, где он держит меня, мурашки бегут по всему телу, и, о чёрт, мои лёгкие сжимаются. — Я старше, мудрее и выносливее, чем была. Я изменилась в десятки раз.

— И это самая большая проблема, — он делает глубокий вдох, его взгляд и ранит, и пугает, и согревает одновременно. — Ты она, но в то же время нет, такая же, но и не такая, и я всё ещё не могу ненавидеть тебя.

Его губы напротив моих. Они горячие, мягкие, гладкие. Скользят по моему рту, исследуя, сжимая, умоляя. Отчаянные, злые, печальные, нуждающиеся. Они всё — каждое ощущение, каждое чувство — просто всё.

Дрожь каскадом опускается по спине, когда он притягивает меня к себе. Я скольжу пальцами вверх по его груди, запускаю их в мягкие волосы на затылке и, зарываясь в них, возвращаю ему поцелуй, потому что не могу иначе.

Я бессильна в его руках.

Это медленно и легко, потом тяжело и грубо, но до сих пор является всем, до сих пор ощущается везде. Пока он не отстраняется, и на моих распухших губах не остаётся ничего, кроме воспоминания.

— Я ненавижу тебя, — рычит он, отпуская меня. — Я ненавижу тебя, потому что ты всё ещё моя, но я не хочу этого.

Мне становится холодно, холодно из-за того, что его нет рядом. Когда тепло его твёрдого тела исчезает, я, задрожав, обнимаю себя, надеясь сохранить его.

Потому что подбежать к нему — не вариант.

— Тогда не позволяй мне быть твоей, — произношу я, едва шепча. — Ты не мой, Кон, больше нет.