Григорий без отчества Бабочкин

А где, я уже не стал спрашивать. Пока не время…

А вообще, фантастика, да? Гера Бабочкин поделился со мной своими тайнами! Я сразу решил сделать что-нибудь эдакое в ответ. Взял и тоже разоткровенничался. Про поэзию рассказал… Даже почитал кое-что из любимого.

Бабочкин так смеялся! Но по-доброму. Сказал, что таких, как я, уже давно не производят. Правда, потом признался, что Пастернака «тоже, наверное, бы переварил».

Я об этом всё время думал. Даже когда мы уже на ореховском диване сидели – всё равно, не мог поверить в происходящее.

А потом Бабочкин вдруг предложил:

– А давай как-нибудь соберёмся и устроим поэтический баттл.

Я ушам своим не поверил. Говорю:

– Так ведь ты в поэзии не разбираешься.

А он рукой махнул, мол, пустяки. Сказал:

– И что? Зато ты разбираешься. А я что-нибудь прозаическое почитаю.

Конечно же, я ответил «ладно». Да я вообще там чуть не умер на этом диване! А он вдруг ни с того ни с сего:

– А Кристинку давай в жюри возьмём.

Я сначала даже не понял, почему её-то? Можем вон Нину взять. Да любого, кто согласится!

А Гера опять:

– А Кристинка тоже стихи любит?

А я, всё ещё не соображая, говорю, мол, нет, она у нас больше по спорту. И давай про неё рассказывать. А он ещё так внимательно слушает, кивает. А потом вдруг говорит:

– Слушай, а ты не будешь против, если я её как– нибудь в кино приглашу?

Встал – руки в карманы – и смотрит на меня выжидающе.

А я? Ну а что я?! Тоже встал. Не дурак же.

Я просто сразу всё понял! И про вечеринку эту, и про Пастернака. Говорю:

– А я тут при чём? Сам у неё и спрашивай.

А он же тоже, получается, не сразу понял, что я обо всём догадался. И такой:

– Ну-у, ты же старший брат. Вроде как за неё отвечаешь.

Тут я, конечно, уже сорвался. И сказал зло:

– Каждый сам за себя отвечает. И вообще, её личная жизнь меня не касается.

А Гера уже, видно, смекнул, что сболтнул лишнего. И так запальчиво:

– Да при чём здесь личная жизнь? Я же просто по– дружески хотел. Тем более у нас тема одна. Спорт!

Но я всё равно не поверил! Сощурился, мол, да-да, спорт. Как же!

А он опять:

– Да что ты кипятишься? Я же как лучше хотел!

А я:

– Если ты как лучше хотел, надо было прямо говорить – что да как. А не устраивать этот цирк с вечеринкой.

Бабочкин, конечно, обалдел! А я ещё специально таким взглядом его смерил – презрительным. Чтобы знал!

Но, может, и не надо было. Он сразу начал агрессивничать. Мол, я не понял, это что за наезд?

А я такой тип хорошо знаю. Им только дай повод! Поэтому сказал спокойно, чтобы его не провоцировать:

– Никаких наездов. Просто если тебе моя сестра понравилась, так надо было её на вечеринку звать. А не меня в своих целях использовать.

Конечно, ни о каком спокойствии там речи не было. Я прямо чувствовал, как у меня лицо сжалось. И голос дрожал – кошмарно просто.

И тут этот чокнутый неожиданно врезал мне кулаком в плечо. Я от неожиданности даже скоординироваться не успел. Сразу на пол свалился. Лежу и думаю: «Чего и следовало ожидать!»

Он, конечно, сразу раскаялся. Схватил меня за руку и давай поднимать. Ещё так испуганно:

– Ты что падаешь? Совсем уже?

Я его в последний момент тоже по руке ударил. Гордо так отряхнулся и говорю:

– Да, совсем! – Потом раз, и пошёл к выходу.

И тут же врезался в кого-то! Забыл его имя. Высокий такой, с дредами.

Главное, стал и стою, голову почёсываю, а сам чувствую, как у меня по шее что-то течёт. Думал, пот, а оказалось, что пиво. Этот чунга-чанга мне рубашку залил! И наорал, главное. Мол, смотри, куда прёшь, чучело!

А тут вдруг Бабочкин подскочил и как рявкнет на волосатого:

– Сам ты чучело! Давай вали, пока не схлопотал!

У того чуть глаза не выпали – так он на нас вытаращился. Залепетал:

– Гер, ты чего? Ты с ним, что ли? Да что за?..

А Бабочкин так зло:

– Ты давай, Курочкин, не напрягайся. Иди вон пивка хлебни, расслабь мозг.

Точно! Курочкин. Федя! А в тот момент я забыл, конечно…

Я тогда вообще просто собрался и пошёл дальше, оставив Курочкина с Бабочкиным в их тёплой компании. Вообще ни слова им не сказал. Но Бабочкин тут же побежал за мной следом. И… вроде как виновато:

– Всё нормально?

А я развернулся и так сухо:

– Мне твоя благотворительность не нужна. Я бы и сам разобрался.

А он мне:

– Да ладно тебе, Звездочёт. Чего ты там напридумывал?

А то он не знает!

Я, конечно, молчал. Ждал извинений. Но Бабочкин – такой Бабочкин. Заявил вдруг:

– Да не нужна мне твоя Кристинка! У меня же Малинка есть.

Я прикинулся шлангом: «А? Что? Какая Малинка?»

А сам, конечно, сразу смягчился. Подумал, раз есть какая-то Малинка, значит, не в Кристинке дело.

А Бабочкин с таким видом:

– Малинка – это девушка моя!

Странно, как он ещё не лопнул от гордости.

А я сказал:

– Поздравляю!

Но, кстати, без иронии. По-хорошему так. Мол, есть – и хорошо. Что в этом удивительного? Удивительно как раз то, что девушка. Вот это единственное число.

Но вообще я и правда за него порадовался. А за себя ещё больше. И сразу решил, раз такое дело, то и уходить вроде как не обязательно. Ну и пошёл обратно на диван. Сел, и он – тут же. Я говорю:

– Извини за резкость. У меня просто характер такой: чуть что – сразу взрываюсь.

А Бабочкин вдруг: