Григорий Алексеевич настаивал на том, что любая власть должна быть подотчетна. Для этого необходимо создание таких демократических институтов, которые бы обеспечили участие в управлении страной как можно большего количества людей, политических сил, общественных объединений. Необходимо поддерживать инициативу снизу; вести постоянный переговорный процесс по всем жизненно-важным проблемам. Один из пунктов его программы «Согласие на шанс» говорил об этом так: «В сегодняшних условиях речь должна идти не о единственном раунде переговоров, не о разовом мероприятии, а именно о политике «общественного согласия», о длительном переговорном процессе, имеющем целью укрепление институтов представительной демократии в стране и недопущение насильственных форм политической борьбы»[59].
К сожалению, насильственные формы политической борьбы произошли очень скоро, не допустив подписания Союзного договора. Но это случилось в августе, а сейчас еще июнь. Г. Явлинский пишет программу, опираясь на соглашение «9 + 1», пытаясь сделать как можно менее болезненным переходный период для большинства населения.
— Ряд важнейших мероприятий будет осуществляться в этот период в социальной сфере. Первое. Вводится система продовольственных талонов для приобретения узкого круга продовольственных товаров: хлеба, молока, растительного и сливочного масла, сахара… Второе. Свободное определение размеров зарплаты на основе коллективных договоров. Третье. Предприятия наделяются большой свободой в регулировании численности занятых[60].
Поскольку приходилось читать в прессе много критики в адрес талонов, еще раз подчеркну, что в этой ситуации введение талонов вовсе не означало, что масло и хлеб можно купить, только предъявив талон. Это не означало дефицита продуктов питания, но означало оказание адресной помощи социально незащищенным слоям населения продуктами, а не деньгами. Эти продукты должны были продаваться определенным категориям граждан по стабильно низким ценам.
Этот вопрос наиболее критиковали, оспаривали оппоненты Явлинского, причем логика рассуждений у них часто заменялась повышенной негативной эмоциональностью: «О ценах и социальной политике новоогаревского Союза говорилось в «Шансе» во многих местах. Чтобы у читателей была полная ясность в «американо-явлинской» трактовке этого вопроса, приведем соответствующие цитаты: «…устраняется контроль за ценами, за исключением цен на жизненно важные товары»[61].
Мне трудно понять, что же преступного нашел в этом автор — некто А. Чичкин. На мой взгляд, сохранение цен на жизненно важные товары на низком уровне действительно помогло бы многим людям пережить эти годы не столь болезненно. Если бы гиперинфляция не захватила цены на хлеб, молоко и другие продукты питания, то было бы меньше страданий, боли и даже смертей. Я вижу зло в гиперинфляции, а не в желании Явлинского сохранить низкие цены на важнейшие продукты питания, даже если бы при этом пришлось бы ввести талоны.
Более разумный оппонент упрекал Явлинского в другом: «Уйдя с головой в работу над программой «Согласие на шанс», он как бы не замечал, что дезинтеграционные процессы зашли настолько далеко, что никакие программы уже не могут остановить СССР от распада»[62]. Да, Союз агонизировал и вскоре распался на многие государства. Но агония сама по себе еще не предопределяла летальный исход. Это не значит, что развал СССР был предопределен свыше и за его сохранение не надо было бороться. Развитию центробежных тенденций во многом способствовало противостояние Горбачев — Ельцин. Для того, чтобы разглядеть в этом противостоянии историческую закономерность, надо обладать большим воображением. Как бы напряженно я ни всматривалась в дезинтеграционные процессы, повлекшие распад СССР, вижу там вполне сознательную политическую волю конкретных людей, а не историческую закономерность. Никто не вынуждал лидеров трех республик ставить свои подписи 8 декабря 1991 года — такова была их воля.
А воля и устремления Г. А. Явлинского, если исходить из его высказываний, и сейчас направлены на возрождение Союза. И сейчас он настаивает на укреплении и развитии как минимум экономических связей между бывшими республиками СССР, напоминая о том, что из беды легче выходить всем миром, чем в одиночку.
В июле на заседании «большой семерки» напрасно ждали обсуждения новой программы Г. Явлинского «Согласие на шанс». Мог ли Григорий Алексеевич, как говорится, пробить ее? Может быть, ему надо было проявить силу? Конечно, не в том смысле, чтобы силой везти М. Горбачева на заседание и заставить со всеми согласиться и все подписать. А в смысле силы воли. Вполне возможно, что в случае принятия его программы большинству населения, в том числе социально незащищенным слоям было бы легче жить эти годы, да и вообще многое могло бы быть иначе. Имел ли он моральное, гражданское право уходить в сторону, получив очередное «вето» на свою программу?