Григорий Распутин. Могилы моей не ищите

– Катерина Ивановна заканчивает давать показания следователю по делу об убийстве Г.Е. Распутина. С ее слов выясняется, что в начале двенадцатого в квартиру № 20, принадлежащую Григорию Ефимовичу и расположенную по адресу улица Гороховая, 64, приехал Феликс Феликсович Юсупов-младший, и они вместе убыли в неизвестном направлении. Больше Распутина ни его дочери, ни его племянница, проживающие в этой квартире, ни она – Катерина Ивановна Потеркина, 29 лет от роду, вероисповедания православного, крестьянка Тобольской губернии и уезда, Кураковской волости, не видели. На вопрос, заданный ей дворнику по фамилии Коршунов, не видел ли он Григория Ефимовича после его отъезда с Феликсом Юсуповым, он ответил Катерине Ивановне, что не видел, потому что всю ночь спал, потому как ворота открывать более ему не приходилось. Из чего можно сделать вывод, что домой Распутин с последующим отбытием не возвращался. Данные показания Е.И. Потеркиной при наличии свидетелей – дочерей Г.Е. Распутина – Матрены и Варвары, а также его племянницы Анны опровергают письменные уверения Ф.Ф. Юсупова, данные им государю императору Николаю II. Также, по словам Катерины Ивановны, 17 декабря около 8 часов утра к ним в квартиру явилась охранная полиция и стала задавать вопрос: «Где сейчас находится Григорий Ефимович?» Ответ на этот вопрос никто из находившихся в тот момент дома дать не смог.

Григорий Ефимович Распутин.

1915

P.S.

1921 году в Москву из Великобритании приехала делегация торговых представителей. Гостей, разумеется, сопровождал переводчик, но один из английских коммерсантов владел русским языком в совершенстве, разве что говорил он небыстро и монотонно, как будто бы его речь была записана на фонограф или на граммофонную пластинку, и всякий раз он выбирал, какую запись ему следует поставить и воспроизвести. На вид англичанину было чуть больше тридцати. Он был плотного телосложения, а его идеально выбритый подбородок вполне мог принадлежать боксеру или игроку в регби.

Он представлялся как Освальд Теодор Райнер, говорил, что русский язык изучал в Хельсинки, а тогда еще Гельсингфорсе, где преподавал английский и работал переводчиком, бывал в Петрограде и Владивостоке по коммерческим делам и уверял, что полюбил Россию за ее загадочность, непредсказуемость и широту.

Из русских писателей ему особенно нравился Лермонтов, он даже знал несколько его стихотворений наизусть. Шутил, что проникся именно к Михаилу Юрьевичу, потому что у него шотландские корни. Смеялся при этом, но глаза его оставались неизменно ледяными и неподвижными, не выражавшие никаких чувств, никаких эмоций. Такие глаза называют рыбьими – белесые, навыкате, немигающие, без ресниц, устремленные куда-то мимо собеседника, словно бы там, за его спиной находится кто-то другой, невидимый, вернее, видимый только смотрящему на него, сверлящему его взглядом.

Итак, Освальд Теодор и бородатый человек сорока с лишним лет в голубой атласной косоворотке, вышитой васильками и перепоясанной тонким кожаным ремешком с узором, неотрывно смотрят друг на друга.

– Mortem effugere nemo potest[3], – говорит наконец Григорий Ефимович и кланяется Райнеру.

– Amen, – звучит в ответ.