Григорий Распутин: правда и ложь

«Тогда научили они некоторых сказать: мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога. И возбудили народ и старейшин и книжников, и напавши схватили его и повели в синедрион… И все, сидящие в синедрионе, смотря на него, видели лице его, как лице Ангела».

Книга деяний Апостолов, 6:11–15

«Господи поруганье рабов Твоих, которое я ношу в недре моем от всех сильных народов. Как поносят враги Твои, Господи, как бесславят слезы Помазанника Твоего».

Г. Е. Распутин

Как ни желал Григорий, чтобы его оставили в покое, его все ниже и ниже «опускали в грязь». Делала это не только желтая пресса, падкая на жареное. Дьякон И. Соловьев пишет: «Митрополит Антоний допускал (с молчаливого согласия обер-прокурора), чтобы столичная церковная печать не только перепечатывала из светских газет противораспутинские статьи, но и снабжал их своими комментариями» [167].

Антоний прилагал и лично немало усилий, чтобы очернить Григория Распутина. Несмотря на то что Григорий умоляет его о встрече, чтобы объясниться, чтобы опровергнуть возводимую на него ложь, Антоний отказывается встречаться с Распутиным — отказывается даже выслушать его! И это — глава российского священства, которому доверяли несчетные тысячи простых и честных священников, введенных в заблуждение. Антоний даже отправился к государю и наговорил ему всякого про Распутина. Впрочем, ничего нового для государя он не сказал — все те же старые сплетни, которым Николай не мог верить. В ходе своего злопыхательского доклада Антоний так распалился, что его хватил нервный удар, после которого он уже не поправился и скончался в ноябре 1912 года [168].

Но сами по себе слухи о Распутине, не проверенные, но распускаемые самыми влиятельными лицами, не могли вполне отвратить от Распутина прежде близких ему церковников. Все дело было в том, что они, эти близкие ему некогда люди, теперь всеми силами старались уверить себя в виновности Распутина во всех возводимых против него обвинениях. Подобно Антонию, епископ Гермоген тоже отказался общаться с Распутиным, словно боясь подпасть под его святое очарование. Зато Гермоген выдает истинные причины своего разрыва с Григорием: «Я его любил и верил в него, вернее, в его миссию внести что-то новое в жизнь России, что должно было укрепить ослабевшие связи между царем и народом на пользу и благо последнего. Но его самовольное отступление от нашей программы, противоположный моему путь, по которому он пошел, его нападки на аристократию и на таких людей, как великий князь Николай Николаевич, которых я всегда считал опорою трона, заставило вначале меня отвернуться от него, а затем, видя его усилившееся влияние при Дворе и учитывая, что при этом условии его идеи будут еще вредоноснее, я начал энергичную кампанию против него» [169].

Из этого письма вполне ясно, чем именно недоволен Гермоген. Распутин пошел против их планов. Что это были за планы, хорошо известно: Гермоген стремился сделать церковь рупором для разжигания войны. Да и «нападки» Распутина на Николая Николаевича были вовсе не нападками, но последним отчаянным криком не разжигать войну. Своей антивоенной деятельностью Распутин и вызвал ненависть тех, кто был его друзьями. Гермоген, который некогда, по словам князя Жевахова, говорил про Распутина: «Это раб Божий: Вы согрешите, если даже мысленно его осудите» [170], — стал самым резким его притеснителем.

Но почему же так ослабло духовное зрение Гермогена? Вот как характеризует Гермогена митрополит Евлогий: «Аскет, образованный человек, добрейший и чистый, епископ Гермоген был, однако, со странностями, отличался крайней неуравновешенностью, мог быть неистовым. Почему-то он увлекся политикой и в своем увлечении крайне правыми политическими веяниями потерял всякую веру» [171].

Гермоген был к тому же очень амбициозен — он давно уже намеревался восстановить патриарший престол и усесться на него. И тут опять Распутин стал на его пути. Когда Григория спрашивали, почему он рассорился с Гермогеном и Илиодором, тот отвечал просто: «Был им друг, пока шел навстречу их желаниям… Просили заступиться — заступался, денег просили — доставал. Когда стал отказывать, перечить — стал нехорош… Гермоген захотел патриархом быть — где ему! Патриарх должен быть чистенький, молитвенник, он единственный, как солнышко…» [172]