Григорий Распутин: правда и ложь

«Если убить сегодня Распутина, через две недели императрицу придется поместить в больницу для душевнобольных. Ее душевное равновесие исключительно держится на Распутине; оно развалится тотчас, как только его не станет. А когда император освободится от влияния Распутина и своей жены, все переменится: он сделается хорошим конституционным монархом» [287], — говорил он с доверием масон у В. А. Маклакову, вовлеченному в заговор.

Итак, согласно плану Юсупова приманкой для Распутина должна была послужить Ирина Романова. Зная расположение старца к себе и его любовь к семье Романовых, Юсупов не сомневался: старец придет в любое время дня и ночи, чтобы помолиться об Ирине. Юсупов пишет письма жене, чтобы та поскорее возвращалась в Петроград, но зачем — этого он ей не говорит. Он знал, что Ирину нелегко будет уговорить выступить в роли приманки. Но он не ожидал, что она вообще откажется приезжать. Вот что она писала в своем письме из Крыма 3 декабря 1916 года: «Ты не знаешь, что со мной. Все время хочется плакать… Настроение ужасное, никогда не было такого… Я не хотела всего этого писать, чтобы тебя не беспокоить. Но я больше не могу! Сама не знаю, что со мной делается. Не тащи меня в Петроград… Приезжай сюда сам… Я больше не могу, не знаю, что со мной. Кажется, неврастения… Не сердись на меня, пожалуйста, не сердись… Я ужасно как тебя люблю… Храни тебя Господь…»

Если бы только Феликс прислушался к предчувствиям Ирины и бросил все это страшное дело, уехал бы в Крым. Но он этого не сделал. Полным ходом ведя приготовления к убийству, Юсупов занялся серьезной подготовкой будущего места преступления — подвала собственного фамильного дворца. Его описание этой подготовки выдает некое странное очарование, каким был исполнен Юсупов, готовясь к убийству.

«Три вазы китайского фарфора уже украшали ниши в стенах… Из кладовых принесли старинные стулья резного дерева, обитые кожей… драгоценные кубки из слоновой кости… Шкаф времен Екатерины Великой — эбенового дерева, с инкрустацией, с целым лабиринтом маленьких стекол, бронзовых колонок, потайных ящичков. На этом шкафу поставили распятие из горного хрусталя и гравированного серебра итальянской работы XVI века… Большой камин был украшен золочеными чашами, майоликовыми блюдами и скульптурной группой из слоновой кости. На полу расстелили персидский ковер, а перед шкафом — шкуру огромного белого медведя… В середине комнаты поставили стол, за которым Распутин должен был выпить последнюю свою чашку чая» [288].

В тот же день, когда Ирина писала письмо, в котором уговаривала своего мужа отказаться от его планов, Распутин в последний раз виделся с государем. Сохранилось свидетельство Вырубовой о том, что во время этой последней встречи с Николаем Распутин повел себя необычно: «Когда их величества встали, чтобы проститься с ним, государь сказал, как всегда: „Григорий, перекрести нас всех“. „Сегодня ты благослови меня“, — ответил Григорий Ефимович, что государь и сделал. Чувствовал ли Распутин, что он видит их в последний раз, не знаю: утверждать, что он предчувствовал события, не могу, хотя то, что он говорил, сбылось. Я лично описываю только то, что слышала и каким видала его. Со своей смертью Распутин ставил в связь большие бедствия для их величеств. Последние месяцы он все ожидал, что его скоро убьют» [289].

С этим государь уехал на фронт. Когда он вернется в Петроград, не будет уже в живых его друга Распутина, а его государство будет содрогаться в смертельной агонии, подобной той, в которой умер старец.

А вот еще одно письмо Ирины, написанное ею через неделю, 9 декабря: «Дорогой Феликс… получил ли ты мой бред?.. Не думай, что я все это выдумала, такое было настроение последние дни… Сегодня утром температура нормальная, но я все-таки лежу. Почему-то ужасно похудела… Прости меня за мое последнее письмо, оно ужасно неприятное… Хотела приберечь все это до твоего приезда, но оказалось, что не могу, надо было вылить душу… С Бэби (их маленькая дочь. — О.Ж.) что-то невероятное. Недавно ночью она не очень хорошо спала и все время повторяла: „Война, няня, война!“ На другой день спрашивают: „Война или мир?“ И Бэби отвечает: „Война!“… Через день говорю: „Скажи — мир“. И она прямо на меня смотрит и отвечает: „Война!“ Это очень странно… Целую тебя и ужасно жду».

Позже Юсупов поймет, что именно убийство Распутина распахнуло для России врата ада. Но он в этом не признается и будет пытаться, кажется, обмануть в первую очередь себя самого, попытаться успокоить совесть.

«Революция пришла не потому, что убили Распутина, — писал он в свое оправдание. — Она пришла гораздо раньше. Она была в самом Распутине, с бессознательным цинизмом предававшем Россию, она была в распутинстве — в этом клубке темных интриг, личных эгоистических расчетов, истерического безумия и тщеславного искания власти. Распутинство обвило престол непроницаемой тканью какой-то серой паутины и отрезало монарха от народа» [290].