Григорий Шелихов

Измайлов с остальными и маленькой каронадой, которую несли на руках,

стал пробираться берегом к лагерю.

Незаметно подобравшись к нападавшим в тыл и чуть сбоку, Измайлов

в разбитых воротах разглядел единорог и около него Баранова с десятком

людей, готовых врукопашную отражать остервенелого врага. В глубине

лагеря ничего нельзя было разобрать. Алеуты лежали, уткнувшись лицом в

землю, испуская по временам жалобные крики. Среди них носился яростный

Пуртов, стараясь пинками поднять лежащих.

За вторым картечным выстрелом лагерной гафуницы, направленным в

устремившуюся в ворота многосотенную толпу нападающих, - выстрелом,

который и сам правитель считал последним, в тылу колошей рявкнула

каронада и раздался залп штуцеров и нарезных флинт хорошо

экипированных людей с "Симеона".

Часть индейцев с криком ярости обернулась в сторону измайловской

каронады, но тут неожиданно для всех участников ночного боя - индейцы

были уверены, что ночью никто с кораблей не решится съехать на берег,

- грянул ружейный залп с третьей стороны и небольшие, часто сыпавшиеся

чугунные ядра с визгом врезались в кучно нападавших колошей.

- Hourra! Death ztoz copper-coloured! Forward!* - На просеку

выскочили человек пятнадцать матросов с "Феникса", впереди которых в

неизменном белом тюрбане бежал бенгалезец Риг-Чандра, с трудом

сдерживая на длинной веревке бешено рвавшегося огромного черного пса.

Саргач вместе со всеми спешил на выручку будущего хозяина. (* Ур-ра!

Смерть медно-красным! Вперед! (англ.).)

"Подмога!" - догадался Александр Андреевич, заметив, как дрогнули

колошские воины, потерявшие было страх перед лагерными пушками, около

которых оставалось не больше двух десятков русских и индейцев-чугачей.

Баранов был уже готов к бесславному концу от руки диких, сумевших

перехитрить его, старого и бывалого землепроходца. "Людей жалко, а мне

поделом!" - твердил он, сжимая в руке топор, - и вдруг поддержка.

- Измайловцы с "Симеона" и англицы с "Феникса" на выручку идут! -

закричал правитель, веря и не веря тому, что видел и слышал. -

Поддержись, люди! Ахметулин, пали! - И, размахивая топором, выскочил

за ворота. Огибая палисад, колошские воины бежали под прикрытие леса.

Нападение не удалось: индейцы, следуя своей тактике, исчезали так же

быстро, как быстро и неожиданно появились.

В последнюю минуту рослый якутатец, волочивший за собой

обеспамятевшую каюрку-алеутку, решил довольствоваться меньшим трофеем.

Перегнув через колено голову женщины, он полоснул ее ножом по горлу и

сделал надрез по лбу, собираясь снять с головы черную гриву волос с

кожей, но топор Острогина, брошенный с двадцати шагов, рассек его

затылок.

- Не балуй с девками! - рявкнул подскочивший Острогин, поднимая

топор и вытирая его плащом зарубленного индейца.

Не веря еще в окончательное поражение колошей, Баранов запретил

преследовать бегущих. Он знал, что каждого, вступившего в ночной лес,

ждет верная смерть. Чтобы не дать растерявшемуся врагу опомниться и

разглядеть ничтожные, несмотря на подкрепление, силы защитников

лагеря, правитель решил еще и припугнуть их артиллерией...

- Пуртов! - окликнул он своего помощника, не допустившего с двумя

пушкарями и десятком индейцев-чугачей прорыва палисада со стороны

леса. - Сволокни, сынок, все пушки противу леса и попужай американцев

по кустикам. Только так оборачивайся, чтоб, как последняя стрельнет,

первая была заряжена... Герасим Тихоныч, - обратился он к Измайлову, -

дай на охрану антиллерии десять человечков!

3

Обходя с людьми место побоища, правитель убеждался, что потери не

так уж велики, как ему казалось, когда он сам готовился к смерти.

Алеуты, лежавшие повсюду как заправские мертвецы, услышав голос

Баранова, вставали один за другим и, виновато отряхиваясь и

почесываясь, принимались болтать о своих подвигах в бою...

- Помалкивай, однако... тоже нашелся воин! Обсуши гузно! - сурово

обрывал правитель особенно разговорчивых. - А где Лаврентий? Кто видал

Лаврентия? - спрашивал он, разыскивая глазами Лур-кай-ю,

промелькнувшего перед ним и исчезнувшего в начале боя.

Алеуты переглянулись, некоторые неопределенно помотали головами в

сторону правителевой бараборы. Подметив их взгляды, Баранов глазами

показал Острогину на свою избу: поищи, мол.

Острогин долго возился у запертой изнутри двери, наконец выдавил

пузырь в окне и через него прыгнул в избу. Через несколько минут из

избы донесся тонкий поросячий визг, и вскоре на крыльце показался

Острогин, тащивший за ухо упиравшегося Лур-кай-ю.

- В печь забился, едва выволок! - сказал Острогин, ставя

измазанного сажей Лур-кай-ю перед правителем.

- Ты чего делал там? - грозно спросил Александр Андреевич

кадьяцкого тойона. По суровым законам добытчицкой жизни алеутский

вождь не мог избегнуть смерти за трусость, но Большое Брюхо был

незаменим опытом и удачей в промыслах и влиянием среди сородичей.

- Избу зажечь не позволял... добро твое стерег... никого не