Григорий Шелихов

- С удачей, однако, Демид Софронович! - приветствовал правитель

утомленных людей.

- Пудов сто промыслили, - не входя в подробности, коротко

подтвердил Демид результаты опасной и нелегкой экспедиции в

окрестностях, занятых враждебными и неведомыми красными племенами.

4

Баранов был необыкновенно доволен благополучным возвращением

Куликалова. Правитель понимал, что охота в глубине края, на которую не

мог отважиться даже смелый Мор, укрепит в глазах англичан прочность

положения и престижа русских на берегах далекой и оторванной от России

страны, к которой по русскому следу тянутся руки претендентов на

разделение, - но не труда и лишений, нет! - только бобровых и

котиковых шкурок...

Несмотря на добрые отношения и доверие, которое вызывал Мор,

Баранов не хотел обнаружить перед иностранцами богатства залива Нучек.

И было досадно, что уходило драгоценное время летних промыслов...

Судно Мора приведено в порядок, вода доставлена, оставалось снабдить

провизией, - и пусть плывет восвояси. Баранов подозрительно оглядел

слонявшихся по лагерю матросов с "Феникса". Некоторые держали в руках

по нескольку шкур бобров и котиков, выменянных у алеутов на разные

безделки. Промышленным запрещалось менять и продавать пушнину кому бы

то ни было помимо компании, и в другое время правитель не постеснялся

бы отнять добычу у нарушителей правил компании, но с храбрыми

матросами "Феникса", пришедшими на выручку в минуту грозной опасности,

так поступить нельзя было.

- Пуртов, людей с "Феникса" и Измайловских покормить надобно и

Демидовых не забудь. Нажарь мясца, бочонок рому выкати. Ларкин, собери

людей, чтоб по лагерю не мотались! Усади, поднеси, да спой чего - ты

мастер на эти дела! - таким маневром Александр Андреевич надумал

пресечь "развращение" промышленных и вместе с тем отблагодарить

храбрых соратников.

Через час веселый и беспутный Джим Ларкин, среди русских его

звали Яшей, поднося гостям и не обходя себя кружкой доброго рому,

горланил с земляками с "Феникса" песни, которые он привез на дикие

берега Америки из времен своего студенчества в Тринити-колледж*

зеленого города Дублина. В Тринити-колледж Ларкин изучал богословие,

но разгром тайного общества "Бравых ребят",* а Ларкин был его

деятельным членом, побудил богослова искать спасения на палубе

кораблей, бороздивших океаны вдали от родины. Лучшим номером своего

репертуара Ларкин считал одну бодрую песню прославленного поэта

крестьянской Англии Роберта Бернса.*** Ларкин пел с заразительным

чувством, как будто видя через необозримую даль свою бедную родину,

угнетаемую ворвавшимися в нее чванными лордами. (* Старейший

университет Ирландии Основан в 1591 году. ** Тайная террористическая

организация ирландских крестьян во второй половине XVIII века, которая

вела борьбу с английскими помещиками и представителями власти. ***

Песню Бернса автор романа дает в своем переводе.)

Что из того, что хлеб наш груб

И платье бедное дано,

Хотя в шелка одет, кто глуп,

И плуты пьют вино.

Земляки Джима, матросы с "Феникса", с восторгом хлопая в ладоши,

дружно подхватили боевой припев:

Все ж, несмотря на шум вокруг

Таких и этаких потуг,

Бедняга честных, всех бедней, -

Король среди людей!

Александр Андреевич, большой любитель и знаток песни, сам

повинный в грехе "сочинительства", повсюду в скитаниях возивший с

собой подаренный Шелиховым модный в те времена "Песенник" Михаилы

Чулкова, с удовольствием, хотя и не понимал ни слова, слушал крепкий

голос Ларкина, покачивая головой в такт песне. Поощренный общим

вниманием Ларкин с еще большим воодушевлением начал второй куплет:

Мы ждем и верим - сгинет тьма

И будет то, что ждут:

К признанью чести и ума

По всей земле придут...

- Дружней, ребята! - крикнул Джим, и слушатели, подогретые

очередной кружкой рома, подхватили припев:

И это будет - день придет,

Какого не было вовек,

Что человека человек

По-братски обоймет.

- Ладная песня, и спели складно... Будто свою, русскую слушал! -

задумчиво проговорил Баранов. - О чем песня, перетолмачь, Яша... Ишь

ты, какая она! - продолжал он, вникнув в нескладный перевод Ларкина. -

Будто на российский край пригнана... Спасибо за песню, друг!

Матросы "Феникса" хлопали Ларкина по плечу, жали руку, галдели и,

стараясь перекричать друг друга, убеждали "плюнуть" на контракт,

которым, как они думали, опутали их земляка русские.

- Ларкин! Джимми! Ты родился артистом, ты поешь во сто крат лучше

О'Сюливана, а по нему все знатные люди, посещающие Дрюри-Лэн,* сходят

с ума. И ты похоронил себя в этой богом проклятой стране, где научился

у русских медведей жрать сырую рыбу... Марш на корабль! Капитан Мор

никому не позволит насильно держать нашего земляка, и мы это докажем.

(* Наиболее популярный в XVIII веке театр Лондона.)

Сочувственная добродушная улыбка на лицах русских, с которой они

слушали звуки песни Ларкина, не понимая ни слова по-английски, была