Григорий Шелихов

понята матросами арматора Мора как дань восхищения бородатых дикарей

английской доблести и цивилизации. С этим они встречались во всех

концах вселенной и умели, как им казалось, показать, что заслуживают

этого.

Матросы "Феникса" были убеждены, что колоши бежали, устрашенные

их появлением, и достаточно им или их капитану заявить, что они берут

Ларкина с собой, как русский губернатор согласится на это без всякого

спора. Но Ларкин за два года хорошо узнал Баранова и имел не один

случай убедиться, как он ревниво отстаивает честь и суверенность

Московии на этом далеком и оторванном от нее клочке земли.

- Яша, чего, однако, заершились твои земляки? - с неудовольствием

спросил Баранов, почувствовав что-то неладное в поведении моровских

матросов.

- Хотят меня взять с собой, уговаривают... просят вашу милость

отпустить меня домой... Если будет на то ваша милость, я тоже... -

смущенно лепетал Ларкин, благословляя в душе барановское непонимание

английского языка.

- А зачем пистолетами размахались?

- Салют в честь вашей милости...

- А ну-ка, Яша, - возвысил голос Баранов, заставляя русских

добытчиков насторожиться, - скомандуй землякам: марш на берег, по

одному, гуськом, сто шагов интервала... Батарейку, скажешь, я сам

арматору доставлю! И еще скажи, что благодарим, мол, за помощь и честь

хлеба-соли наших отведать...

Растерянный лепет и бледное лицо Ларкина, а главное -

настороженная зоркость русских добытчиков, сразу после слов Баранова

вставших на ноги с разобранными по рукам ружьями, убедили моровских

матросов, что странный приказ правителя, хотя они и считали себя

обиженными, надо исполнять беспрекословно. Своевольничать и

дебоширить, как привыкли они к этому во всех портах мира, в этой дыре

опасно, слишком опасно...

Русские стояли спокойно, но, оглядев их нахмуренные бородатые

лица, матросы "Феникса", пожимая плечами и криво улыбаясь, один за

другим вставали и шли к берегу гуськом, провожаемые удивленными

взглядами собравшихся на пути алеутов.

На берегу Баранов передал через Ларкина матросам, что он первым

плывет на "Феникс" с батарейкой, присланной арматором на помощь, и

байдарами, груженными мясом для продовольствия в предстоящем им

далеком пути.

- Друзья, умоляю, подчинитесь... с правителем нельзя спорить,

умоляю! - уговаривал Ларкин заволновавшихся земляков. - Да и

бесполезно... Вы видите! - кивнул он на множество вышедших провожать

гостей добытчиков, которые и не подозревали разыгравшейся на их глазах

трагикомедии.

- Ты, Ларкин, и Чандра со мной поедете! - сказал правитель, сходя

к спущенному на воду боту. - Герасим Тихоныч, тебе за старшого быть!

Этих, - показал он на моровских матросов, - беспрепятственно

отпустишь, когда с "Феникса" флажком поманят... Понял?

Мор встретил поднявшегося на корабль Баранова с некоторой

тревогой. Лицо ирландца было желтым, глаза запали.

- Бесконечно рад, господин губернатор, видеть вас целым и

невредимым. Я провел ужасную ночь! Приступ странной болезни,

захваченной в тропиках, - китайские врачи говорят, что ее разносят

комары и мухи, - свалил меня с ног... Я не в состоянии был лично

прийти вам на помощь, эту честь вынужден был уступить моему помощнику

и Чандре... Ты здесь, Чандра, а где же остальные люди? Неужели...

Чандра успокоительно закивал головой. Мор в недоумении перевел

взгляд на Баранова, затем на беспокойно переминавшегося Ларкина.

- Протрезвиться оставил, - добродушно, как будто ничего не

случилось, отозвался правитель. - Все целы-целехоньки! Флажком

помахайте... А пока мясо принимать будут, попрошу напоить меня кофеем,

господин арматор, за кофеем и о расчете договоримся... Яша, -

обратился Баранов к Ларкину, - ты не раздумал на родину возвращаться?

- Если ваша милость... - растерянно начал Ларкин.

- Звал Александром Андреевичем, а к своим попал - "вашу милость"

вспомнил. Не раздумал покинуть нашу жизнь, говори?

- Отпустите, Александр Андреич! - после минутного колебания

ответил Ларкин.

В каюте, с наслаждением прихлебывая черный кофе, Баранов коротко

рассказал О'Мору события минувшей ночи.

- Только мы колошей сбили и в лес погнали, а тут и ваши

появились, по пятам индейцев из штуцеров и батарейки на ускорение

ретирада смазали... Премного дружбе и помощи вашей обязан, господин

арматор! Ну, сели поутру победу отпраздновать, однако неприятность меж

нас вышла... Богослов сей, - Баранов с усмешкой кивнул на Ларкина, - и

люди ваши пистолетами вздумали меня постращать, чтобы домой его

отпустил. Я прогулку им присоветовал, а батарейку сам взялся

доставить...

Пояснения Ларкина, переводившего слова Баранова, сопровождаемые

неодобрительным покачиванием головы Чандры, привели Мора в великое

смущение. Мор припомнил, что Ларкин в прошлый приезд, пользуясь

барановским непониманием английского языка, просил его избавить от

русского плена, и он, арматор, в присутствии своих людей обещал