Григорий Шелихов

склонении наивных алеуток к таинствам отнюдь не христианской любви. -

Требую чистосердечно объявить, был ли здесь недостаток в кормовых

припасах и кто голодовал?! Поелику целость общественная, успехи и

благосостояние зависят от доброго и единодушного согласия, буду

ожидать от всех вас чистосердечного объяснения и признания в

происшедшем. Раскаявшиеся могут надеяться на мое человеколюбие и

мягкосердечие...

- Ты покайся, а он те сто линьков влепит аль на березу подвесит!

- донесся до Баранова голос Яшки Плотникова.

- Зачем линьки аль березу дермом поганить? Не тронь дерма - само

засохнет, - безмятежно отозвался Александр Андреевич, шуткой

подчеркивая, что не намерен злобиться. - Беседу закрываю. Вред и

глупость некоторых, полагаю, все уразумели? С Цыпанова берите пример,

с кузнеца нашего. Кровью человек харкает, а не пожалел сил - перековал

и наварил более шестисот топоров и гвозди поделал, болты, якоря,

брашпиль. Такому человеку отечество истинно помощью одолжено! Завтра с

солнцем всех за работой ожидать буду!

Баранов отменил распоряжение Шильда очистить для начальника одну

из изб, занятых промышленными, и устроился с Чандрой и Саргачом в

наскоро сколоченном шалаше, рядом с избой-конторой Шильдса.

"Барчерова рука!" - уверенно определил правитель источник смуты,

обнаруженной после девятимесячной отлучки в Воскресенской. Эта же

черная рука толкала чуть ли не на братоубийственную войну засевшие в

Кенайском заливе и в устье реки Медной артели бывшего шелиховского

компаниона Лебедева.

Появляясь под флагом то Гудзоновой, то Ост-Индской компании, а то

под каким-то черным неведомым флагом с нашитой на нем змеей, бостонец

Барчер выменивал у индейцев побережья бобровые шкуры на ружья, порох,

пули. В последнее время он завел темные шашни и усердно спаивал ромом

бесчинствовавших в Кенаях лебедевцев. Баранов ни разу не встречался с

неуловимым корсаром, но угадывал в нем на все готового, опасного врага

русскому делу в Америке.

Не останавливаясь ни перед чем в проведении раз принятых решений,

Александр Андреевич положил за правило принимать их, держа все нити в

руках. Путаные объяснения Шильдса и людей, рассказывавших со слов

одного из передовщиков лебедевской артели, не то Петра Коломнина, не

то Потапа Зайкова, приходивших в Воскресенскую, о готовящемся

восстании индейцев, побудили Баранова держаться выжидательно в надежде

добраться до корня...

Под фонарем на бочке, заменявшей письменный стол, правитель почти

до рассвета писал донесение Шелихову о встрече с Мором и о событиях в

заливе Нучек. Разговоры с Мором натолкнули на мысль об установлении

торговых связей с Ост-Индской компанией, манящий голос Феникса увлекал

еще дальше - на богатые дарами природы острова южной части Тихого

океана. Фантастично смелые, но всегда деловые, подкрепленные цифрами и

расчетами соображения Баранова летели навстречу такому же духу отваги

и предприимчивости, каким полон был и Шелихов даже в последние годы

его жизни, омраченные происками завистников и врагов начатого им дела.

Дописав последние строки очередной, как называл он свои письма

Шелихову, реляции, правитель откинулся и прочитал их для себя вслух и

с удовольствием:

"Мест по Америке далее Якутата много, кои бы для будущих польз

отечества занимать Россиянам давно б следовало... И мужество и

неустрашимость потребны к преодолению только первых затруднений, чего

в Российском народе всегда найти надеяться можно, и доставить честь

государству, которому мы жизнью и покоем жертвовать по присяге и

совести обязаны.

Александр Баранов".

Глава третья

1

С отъездом Резановых в Петербург мир и благополучие покинули,

казалось, шелиховский дом. Люди и обстоятельства беспрерывно, удар за

ударом, разрушали веру морехода в его силы, в былую удачу, в торжество

и признание дела, с которым он связал все помыслы последних лет своей

жизни.

Высочайшее соизволение на возвращение Резанова в столицу

возбудило немало разговоров в Иркутске. Ни для кого не было тайной,

что пребывание Николая Петровича в столь глухом, отдаленном от столицы

городе следует рассматривать как опалу и ссылку.

- Схитрил Гришка - и труды наши и усердие к отечеству себе в

пользу обратил! - обсуждали компанионы вылетевшие из губернаторского

дома слухи о прощении Резанова во внимание к заокеанским

странствованиям и открытиям морехода. - Варнак - он всегда варнак:

выдал дочку за масона. Мало ли их тут по острогам и рудникам наслано!

Выдал, а теперь через столичных фармазонов зятька оправдал и в

Петербург выправил дела обделывать. Он нам покажет Америку - по миру

пойдем!

Наталья Алексеевна знала о пяти тысячах рублей, которые Григорий

Иванович не без труда собрал и передал зятю для оплаты услуг Альтести,

склонившего чье-то высокое внимание к заокеанским странствованиям и

открытиям тестя Резанова, - знала и потому ничего не говорила мужу о

доходившей до нее болтовне досужих языков: "Не набедокурил бы из-за