"Погружу кладь и скот, посажу людей - и с богом! - подумал
мореход. - Рухлядь мягкую, какая на Кяхту пойдет, с Мальцевым и
охраной на Иркутск отправлю, а сам налегке к Шантарам спущусь, до
Удской губы, огляжу заодно еще раз берега, а там с ламутами или
надежными тунгусами на Зейскую пристань, с нее на Кару, Читу, Удь и
Удью да Селенгою на Кудары, с них через Байкал на Ангару у
Лиственичного и Ангарою к себе домой... Нелегка дорога, а если бог
поможет, все же дней пяток выгадаю, чем на Якутское пойду и вверх по
Лене бечевою буду тянуться. Как раз и "Феникса" опробую - заставлю
Шильдса меня к Шантарам спустить!.."
Рассудительный Мальцев пробовал отговорить Григория Ивановича от
непроложенной, малоизвестной и опасной дороги, но, растравленный
приключившимся дома несчастием, Шелихов ничего не хотел слушать.
"Иерархи" и "Екатерина" были загружены с молниеносной быстротой.
Шелихов не сходил с кораблей, лично наблюдая за размещением людей и
клади.
Теснота обнаружилась неимоверная. День и ночь выли и лаяли
ездовые псы, размещенные в клетках. Кудахтали куры, мычали
встревоженные коровы, и тихонько скулили, смахивая слезы отчаяния,
измученные бабы, жены плугатарей, с детьми, расположившиеся из-за
отсутствия места буквально возле коров, уход за которыми был возложен
на них.
Архимандрит Иоасаф с несколькими монахами занял капитанскую
каюту, а остальные разместились в кубрике, предоставив согнанным со
своих мест матросам устраиваться где хотят.
После напутственного молебна, отслуженного Иоасафом весьма
торжественно, в окружении хора монахов, Шелихов, готовясь сойти в
шлюпку с поднимающего паруса корабля, заметил Стеньку, - о нем совсем
Григорий Иванович позабыл в суматошливые дни перед отплытием.
- Эй, Стенька... Глазов! - поправился мореход, подзывая его к
себе. - Добро, что уплываешь ты, не достанут тебя - коротки руки! А то
один такой, как ты злополучный, пропал уже... ни за понюх табаку
пропал и под моей кровлей... Только к чему я это? Ах, да-а... -
протянул Григорий Иванович, - вспомнил! Распоряжение на тебя обещал я
Баранову дать, а тут и присесть, чтобы написать, негде.
Шелихов огляделся и, не найдя места, достал из кармана поддевки
кусок измятой бумаги и обломок угля.
- Подставляй спину, - решительно сказал он, - как-нибудь
прилажусь...
Стенька находчиво подал ему валявшийся на палубе обломок доски и,
упершись руками в колена, горбом выгнул спину.
- Молодец! - похвалил Стеньку мореход. - Гляди в небо, а того,
что на земле лежит, не упускай... Сойдешь на берегах Аляксы - ах, и
хороша она! - пасись худого и твори доброе, до чего умом и сердцем
дошел... Сложи бережно, - подал Григорий Иванович Стеньке исписанную
бумажку, - отдашь Баранову, Александру Андреевичу, когда повидаешь...
Из его воли не выходи, во всем слухайся!
"Восприемника моего Михайлу, который компании служил доныне
порядочно и коего я на своем коште содержал, всегда отлично противу
других содержи и всему, в чем открыться пожелает, веру давай и в
научении не откажи. Вскорости и не позже наступного лета сам к вам в
гости буду. Душа изныла.
Американской компании вояжиров главный распорядитель мореход
Григорий Шелихов".
- Будь здоров... Иди! - толкнул Стеньку мореход и, кланяясь во
все стороны, закричал, обращаясь к отплывающим: - Счастливо
добираться, друзья-товарищи и добрые люди! Нас не забывайте и служите
ей, Руси нашей матушке, честно и верно... Да помянут нас добрым словом
внуки и правнуки! Сча-астли-во... ни пера ни пуха вам!..
Когда Шелихов, сидя в шлюпке лицом к кораблям, выходил на берег,
"Три иерарха" и "Св. Екатерина", распустив по ветру паруса, горделиво
тронулись с рейда...
Глава пятая
1
Трое суток после отплытия кораблей Шелихов, доведя подручных
рабочих и служащих компании до того, что они засыпали на ходу,
забившись в какой-нибудь уголок за тюками, сортировал присланную
Барановым из Америки меховую добычу. В охотских амбарах и складах
компании огни факелов горели все ночи.
Русские промысловые воды и первые поселения в Америке, о которых
англичане имели самые смутные представления, а бостонские купцы знали
и того меньше, тянулись вдоль северо-западного побережья Нового Света
на несколько тысяч верст. Они шли от группы небольших вулканических
островов - "кладовой мехов", - открытых под 190o восточной долготы
отважным русским мореходом Прибыловым в 1786 году, до дикого мыса
Океана, за горой св. Илии, на 220o.
Царская Россия постаралась предать забвению не только подвиг, но
и имена Шелихова и его соратников, боровшихся за место для нашей
родины в не занятых никем землях Нового Света.
В середине девятнадцатого века, когда американские бизнесмены,
обольщенные золотыми россыпями Калифорнии, уразумели значение
постройки в Панаме межокеанского канала и вступили в борьбу за
первенство с опередившей их на этом пути Англией, внимание этих