Григорий Шелихов

- Что вам угодно? - остановил его у дверей дежурный чиновник,

когда Шелихов хотел войти в кабинет наместника так же просто, как

входил он к Пилю.

- Я... мне... желательно к его превосходительству...

- Обождите, выйдет проситель - доложу, но должен предупредить:

сегодня нет приема приватных лиц у его превосходительства.

Шелихов оторопел и остался стоять у дверей, несмотря на вежливое

приглашение чиновника присесть. После отъезда Пиля в приемной

появились кресла.

Немного времени спустя дверь распахнулась и в ней показалась

елейно-благообразная фигура Ивана Ларионовича Голикова. Чуть не

столкнувшись с остолбеневшим от удивления мореходом, Голиков прошел

мимо, как будто не замечая рослой и великолепной фигуры Шелихова.

- Приказано обождать! - высокомерно возвестил чиновник, нырнувший

в кабинет наместника после выхода из него Голикова.

"Не оступись, Григорий Иваныч!" - вспомнил мореход прощальные

слова Пиля и подавил в себе желание повернуться и уйти.

После часового ожидания в кабинете зазвенел колокольчик, чиновник

стремительно кинулся в кабинет, затем вышел.

- Можете войти! - сказал он Шелихову.

Шелихов решил использовать тот прием, с которым он уже однажды в

Петербурге предстал перед фаворитом Зубовым и тем самым обратил тогда

его внимание на себя. Отбросив шпагу и притопнув каблуком правой ноги

по-военному, мореход поклонился губернатору.

Нагель приподнялся и снова сел. Скрытого дымчатыми очками

выражения глаз мореход не мог уловить, но тон голоса заставил его

сжаться и приготовиться к недоброму.

- А-а, Шелихов! - наконец сказал небрежно Нагель. - Хвалю за

послушание и еще больше за то, что обращение от господ дворян

перенимаешь. Ты, очевидно, явился просить разрешения ехать в Охотск и

отплыть в Америку? Очень сожалею, что ты не понял моего

предупреждения. Щадя твою репутацию и... и торговый кредит, я не

объявлял тебе высочайшей воли через квартального, но приказал явиться,

чтобы секретно объявить... Плавание в Америку тебе запрещается впредь

до... до... Словом, если будет разрешено, будешь поставлен в

известность!

- В-ваше превосходительство, за что же такое поношение? - едва

мог вымолвить мореход, готовый встретить любую бурю, но не такое

издевательское отношение к тому делу, которому он отдал всего себя. -

Воля ваша, но только плыть мне в этом году беспременно надо, и я...

- Запрещаю! - холодно отрезал Нагель. - А если тайком попробуешь,

прикажу арестовать и... подумай о своей семье, Шелихов, и подчинись...

Можешь идти! Вместо себя пошли достойное доверия лицо... Я шутить не

умею!

Шелихов побагровел, хотел что-то сказать, но махнул рукой и бурей

промчался мимо оторопевшего чиновника к выходу.

- Домой! До-омой! - иступлено закричал он Никишке.

Беглый гайдук Стенька Голован имел перед Шелиховым то

преимущество, что он знал виновников своей злой судьбы, мореход же

лишен был и этого утешения.

Он, как человек своего времени, имел самые смутные представления

о событиях европейской жизни, хоронившей средневековье. Еще меньше мог

понимать он высокую политику самодержицы, в которой династические

личные интересы приспособлялись к помещичье-дворянским интересам.

Шелихов, конечно, и не представлял себе, какой великой мастерицей в

этом искусстве была "государыня-матушка" Екатерина II, делавшая все,

чтобы сохранить до конца дорогой ценой приобретенный ею для себя

"праздник жизни".

Последние годы она доживала в неотвратимом ужасе перед

французской революцией. Участь казненного в 1793 году короля Людовика

XVI часто мерещилась ей, и в страхе сжималось ее сердце, как в те

годы, когда по России катилось крестьянское, возглавленное Пугачевым,

восстание.

В 1792 году, после сражения при Вальми, Пруссия выпала из первой

коалиции. Партнеры самодержицы в большой европейской игре - английский

король Георг III и его министр Питт-младший в 1793 году потерпели

поражение в Тулоне, в котором при поддержке войск и флота английской

короны поднялись сторонники казненного французского короля. Под

влиянием страха царица не разглядела в лице безвестного тогда генерала

Бонапарта, героя тулонской победы санкюлотов, носителя такой же тайной

идеи мирового господства, какою тешилась и сама она, Екатерина II.

В 1794 году Австрия, с царственным домом Габсбургов, близким

Екатерине, урожденной принцессе Ангальт-Цербстской, окончательно

потеряла Фландрию. На месте Фландрии с помощью французского

революционного оружия возникли какие-то "Соединенные Штаты Бельгии".

Пришлось битым соседям - Пруссии и Австрии - ради утешения в

поражениях и в поощрении к дальнейшей борьбе с санкюлотами затыкать

рот кусками разделенной Польши.

Наконец даже в далекой Америке, что лежит за двумя океанами -

Атлантическим и Восточным, хозяйничают купцы, ремесленники, хлеборобы

и пастухи. Эти "бостонцы" уже отказались от собственного законного

короля и "нашего брата" Георга III, а теперь какой-то вот свой