Григорий Шелихов

тебе не купеческие промысловые шитики! Дай мне двояшку таких, я тебе и

сам показал бы, где раки морские зимуют", - завистливо подумал

Шелихов, жмуря глаза как бы в ослеплении перед ширью, развернувшейся в

соответствии с его замыслами и мечтами.

Дальше в рапорте шли выводы и умозаключения государственной

власти на месте, и Шелихов почти не слушал. Он уже думал о том, почему

так скупо и без души отражены в рапорте пережитые им и его соратниками

опасности, бедствия и победы в завоевании дружбы и расположения

алеутов. Хотел об этом спросить и не смел.

А Селивонов вдруг умолк и выжидательно посмотрел на Шелихова.

Шелихов беспокойно посапывал и ерзал в кресле, готовый что-то сказать.

Но правитель канцелярии ухмыльнулся и стал читать дальше, чуть

скашивая глаз на морехода, смущенно затихшего после слов:

- "Донесенные записки оставил я такими, как они мне представлены,

дабы ваше величество благоизволили из них точнее и лучше усмотреть все

поступки Шелихова. Из записок же видно, что Шелихов умел привлечь

народы Кадияка, Афогнака и других островов и мест и при одном

российском человеке без всякого опасения отправлял по тысяче человек

диких с их согласия на свои надобности далеко от пределов постоянного

обитания..."

Селивонов сделал передышку, подвинулся ближе к столу и, все время

незаметно наблюдая за купцом, с легкой усмешкой подумал, пробегая

глазами только что прочитанное: "Ах ты, хитрый мужичишка! Как составил

свои записки. Знает, что государыню хлебом не корми, ей бы токмо оды

сочинять одни". И с той же ухмылкой, проведя рукой по выпуклой лысине,

продолжал вслух:

- "Дела его доказывают о доброжелательстве и знании... А еще

более склоняет меня к нему то, что дикие народы согласились, чтобы

дети их были обучаемы российской грамоте, до того вовсе никакой им не

известной, и что сорок человек из диких разных полов, вознамерясь

увидеть селения российские, приехали с Шелиховым в Охотск, из коих

пятнадцать человек живут в Иркутске и поныне, дабы увидеть российских

жителей и образ их жизни".

- До сего дня без меня али Натальи Алексеевны на улицу выйти

боятся, - удовлетворенно усмехнулся мореход. - Так Наташенька их, как

клуша, и водит!

- "Я споспешествую, - никак не отзываясь на это замечание, читал

Селивонов, - сему весьма полезному упражнению Шелихова оказанием

пособия ему, от меня зависящему, позволив отпустить на отправляющееся

от него к Кадияку судно, по просьбе его, до пятисот пуд из Охотска

ржаной муки и на триста пуд из тамошних такелажных вещей, до мелких

оснасток принадлежащих... Наконец, мысля, что и сам Шелихов, может

быть, нужен будет иногда для каких-либо объяснений, рассудил отправить

купно с сим и его самого".

Дальше читка шла невнятной скороговоркой, правитель канцелярии

бормотал скорее для себя, лишь для того, чтобы убедиться еще раз в

прилежности и точности составленного всеподданнейшего донесения. На

этом "всеподданнейшем донесении" голос Селивонова приобрел силу, и

Шелихов услышал: "...с коим я пребуду непоколебим. Генерал-поручик

Иван Якобий".

- Благодетель! - выкрикнул Шелихов в избытке восторга от

свершения самых смелых его ожиданий. Да и впрямь, что же это такое?!

Он лично будет иметь возможность подать императрице продуманное и

написанное Селивоновым донесение Якобия! - Чем отблагодарю тебя?! - не

сводил глаз с Селивонова мореход. - Памятник в Америке воздвигну!..

Ваше...

- Будет тебе, перестань, Григорий Иваныч, с меня хватит, ежели

свечку за упокой души моей поставишь, - растроганный неподдельным

волнением непокорливого морехода, буркнул Селивонов. - К тому же я

вовсе не для тебя экстрактом из твоих бумаг занимался - для отечества!

- важно произнес он. - Во исполнение завета Михаилы Васильевича

Ломоносова - провидец он был! - изложил я дела твои и соратников

твоих...

Колумб российский через воды

Спешит в неведомы народы

Твои щедроты возвестить...

Селивонов в волнении, захватившем и его, перевел дыхание и

неожиданно крепким, проникновенным голосом, каким произносят

заклинание или молитву, заключил:

О вы, которых ожидает

Отечество от недр своих...

О, ваши дни благословенны!

Дерзайте ныне ободренны

Раченьем вашим показать,

Что может собственных Платонов

И быстрых разумов Невтонов

Российская земля рождать.

- Запомни эти слова, Григорий Иваныч, они и в предбудущем силы не

утратят... Ну, прости, голубчик, иди с богом домой, я устал... Ох,

старость, старость, кабы не она, я и сам бы в дело твое вошел, да

укатали сивку не крутые горки! Ты, чай, понимаешь теперь, чего тебя

ожидает? Через это принуждаюсь снова урок поставить: заканчивай спор

свой с компанионами в совестном суде по-хорошему и прочие дела, какие

над тобою нависли, да так, чтобы на Катерину* и след твой в Иркутском

простыл... Прощай, Григорий Иваныч! - важно наклонил голову Селивонов

в ответ на прощальный поклон Шелихова по старинке вперегиб. (*

Церковный праздник 24 ноября ст. ст.)

4