Григорий Шелихов

совершенному им "по купеческому делу" очередному подвигу

землепроходца.

2

В Иркутске, увидев на амбарах собственные полупудовые замки и

печати суда нетронутыми, Шелихов окончательно стряхнул одолевшие его в

дороге тревожные мысли о судьбе оставленных в Америке промышленников и

посланных туда припасах.

Тревогу же эту вызвал не кто иной, как Меневский. Перед самым

отправлением из Охотска "Святителей" он, улучив минуту, когда Бентам

куда-то ушел, завел разговор с Шелиховым о жизни оставленных на

Кыхтаке добытчиков. Польский шляхтич, продолжая вести двойную игру,

стремился рассказом о делах на Кыхтаке оправдать свою перебежку к

Бентаму.

- В прошлом году, - говорил он, - после вашего с супругой

отплытия, люди немного приуныли, а к Рождеству, когда увидели, что на

возвращение "Святителей" и вовсе нет надежды, стали негодовать.

"Обшамурил нас купец твой, Константин Алексеич!" - начали они

наступать на Самойлова. А Самойлов, - вы знаете Константина

Алексеевича, - человек твердый и верный, спокойно отвечает: "Чего

кричите, может быть, "Святители" до Охотска еще не дошли, а может

быть..."

- Утопли? - усмехаясь, перебил Шелихов. - Со мной на мель не

сядешь!

- Вот, вот, - подхватил Меневский, - потому-то и не унимались,

особливо когда из хлеба начисто вышли...

- Я, - сказал Шелихов, как бы оправдываясь, - в плавание только

три мешка взял, а триста пуд - последнее - оставил и приказал

Самойлову на сухари перепечь. Сам из-за заботы той в такую перепалку

попал, что, видишь, едва ногами володею, а ты - мука вышла, сухарей не

стало! Через то, что сухарей с Кыхтака не взял, и я ног едва не

лишился!

- Да, - продолжал Меневский, - но сухарей к Рождеству и крошки не

осталось. Как до весны дожили - одному богу известно. Ремни сыромятные

варили и ели. Ворон, мышей землероек, слизняков всех вокруг

подобрали... Ф-фу, вспомнить многое тошно! На ранней весне, в самый

мясопуст, когда людей еле ноги носили, - лисьевские алеуты кита

забили, а за ним и другого. После этого неделю, не отходя от берега,

все китовину кромсали и жрали, пока одни ребра да головы с усами не

остались... Немало тогда наших людей от сырости рыбьей - варить и

жарить не успевали - поносом умерло...

- И много? - с тревогой спросил Шелихов, прикидывая, с какими же

силами придется осваивать в это время свою Америку.

- Человечков пятьдесят, не более, - ответил с деланным

спокойствием Меневский. - Но только и живые-то никуда не годятся. В

возмещение потери в русской силе они женок-алеуток завели, у кого даже

по две появилось, и всякой промысел забросили... Железная рука

требуется туда, чтобы порядок среди хлопов навести! - картинно

распрямился Меневский, сжимая под кружевными манжетами цепкие пальцы в

кулак.

"Уж не ты ли эту "руку" предлагаешь?" - пренебрежительно подумал

мореход, оглядывая принаряженного в английское платье Меневского, и

жестко вдруг сказал:

- Ты на всех языках болтаешь, да веры тебе нет. А еще холопами,

английское подхвостье, добытчиков российских обзываешь! Твои "железные

руки" они вмиг тебе назад скрутят, а не то, и вовсе оторвут!..

Шелихов нахмурился. "Куда ни кинь, повсюду в заклин попадешь.

Корабль и кое-какие припасы отправил, но люди... подкрепить ничтожные

русские силы - этой главной задачи не выполнил, а дело, как и дом,

только людьми строится. Проклятые варнаки! Обманули! Отказались плыть

в Америку. Спасибо Бентам - будь он неладен! - а все же выручил при

погрузке!.. А те храпы - даже к отплытию "Святителей", дьяволы

беспортошные, не вышли, в кабаке Растопырихи засели, из кабака

галдежом провожали".

- "Железная рука"! - насмешливо сказал вслух Шелихов.

Но Меневский помнил наставление Бентама искать примирения с

Шелиховым, войти к нему в доверие и найти путь к тому, чтобы сделать

морехода полезным своим новым хозяевам - Англии и ее представителям в

Гудзонбайской компании. Потому толмач и вида не подал, что ему

неприятна и просто оскорбительна издевка Шелихова. Меневский был

нахален, но умен, гибок и искушен в интригах. Воспитание, полученное в

коллегии отцов иезуитов, панские происки на сеймах времен крушения

польской государственности, панские заигрывания с всепожирающим

русским царизмом, даже собственная судьба и ссылка на каторгу, из

которой извлек его Шелихов, приучили Меневского все переносить, ни

перед чем не теряться, ловить момент удачи, а если нужно, и терпеливо

выжидать...

И, с невозмутимым спокойствием посматривая на морехода, Меневский

думал: "Главное - и это прежде всего - надо как-то втолковать все же

купчине, что я нечаянно к Бентаму попал".

- Досконально знаю, что веры мне нет - вы считаете меня

перебежчиком, но службы своей английскому полковнику я не предлагал,

пан Шелихов! - Меневский грустно покачал головой и на мгновение

опустил глаза, как бы в огорчении перед таким напрасным обвинением. -