Григорий Шелихов

Шелихов, когда узнал, чем кончились переговоры, помрачнел. Но тут

подвернулся Меневский, который, полагая, что речь идет о найме

матросов, посоветовал:

- Попробуйте закинуть словцо о своей беде полковнику. Он так к

вам расположен, что не упустит случая доказать свою дружбу уступкой на

переход через океан десятка-другого превосходных матросов.

Бентам же, выслушав Шелихова, живо отозвался:

- A friend in need is a friend indeed.* В этом вы теперь,

надеюсь, убедились, мой дорогой друг! Я оставляю на вашем корабле

двадцать канаков, лучших матросов в мире, с Меневским во главе, без

него они не будут понимать вас... Ваш корабль и я, мы пойдем вместе до

вашей фактории на Кадьяке, после высадки я заберу своих людей... О-о,

я охотно пожертвую пару дней, чтобы лишить вас права сказать, будто я

отказался быть вашим гостем, - любезно отвел Бентам какие бы то ни

было возражения Шелихова против появления в кадьякской крепостце

непрошеных гостей. (* Друг в беде есть несомненный друг (англ.

пословица).)

Шелихов прекрасно понял ход англичанина: Бентам хочет лично

проверить полученные от Меневского сведения о боевой способности

русских укрепленных поселений, их вооружении и настроении людей.

Вместе с тем отказаться от удовольствия видеть у себя такого "друга" в

данный момент мореход не находил предлога.

Уверенный в предопределенных самим господом богом преимуществах

английской цивилизаторской миссии на всех морях и континентах земного

шара, Бентам считал Шелихова за удачливого, хотя и недалекого,

подражателя дел великих людей "владычицы морей" - Британии. Чтобы

доказать эту несомненную для каждого британца истину, Бентам готов был

дать наглядный урок и выручить морехода из таких пустячных, по мнению

англичанина, затруднений, как нелады с докерами Охотского порта, этой

нелепой "бородавки", обнаруженной Бентамом на небезынтересном для

Британской империи краю земли.

Так или иначе, соглашение, предваренное ночной беседой Шелихова с

отбывающим в Америку новым правителем российских владений Деларовым -

"всякой ценой не допустить англичан до обозрения нашего расположения

на Кыхтаке", - состоялось.

Отправление "Святителей", как ни хотел Шелихов увидеть парус

исчезающим в серой дымке горизонта, пришлось задержать из-за

неготовности бентамовского клипера: дружба обязывает. Шелихов налег на

Кузьмина. Наконец медленно поспешающий старик Кузьмин со своими

устюжанами пригнал "плавуном" к обезглавленному кораблю обтесанные на

берегу и размеченные на крепление будущих парусных ярусов две огромные

лесины, с помощью лебедок поднял и укрепил на груди "Леди Анны"

основной костяк мачт и в два дня, работая ночью при свете скупых

фонарей, установил стоячий рангоут и сложный подвижной такелаж

корабля.

- Несравненный ship-builder,* и место ему в доках Фальмута.** У

людей его золотые руки... Признаюсь, я был далек от мысли найти в

дикой Татарии таких... Чудо! - восторгался Бентам после тщательного и

придирчивого осмотра восстановленного рангоута и такелажа судна. - В

фальмутских доках не сделали бы лучше! Поднести русским мастерам по

стакану рома и выдать по гинее*** от меня за прекрасную работу! -

мгнул Бентам старшему офицеру. (* Кораблестроитель (англ.). **

Важнейший в конце XVIII века кораблестроительный порт на юго-западе

Англии. *** Старинная английская золотая монета, равная 10 рублям.)

- Счастливого плавания! - важно провозгласил Кузьмин, принимая

стакан. - Ох, осилю ли, давненько не пил... А червонцев ваших не

возьмем, договоренное от Григория Иваныча сполна получили, - отвел

Кузьмин поднос с разложенными на нем полутора десятками блестящих

новеньких гиней. - Людям вашим отдайте, кои воспомогали нам реи и

салинги на бом-брам-марселях крепить. У моих устюжан - плотники они и

ничего больше - копыта плоские, непривычны к беличьей матросской

сноровке...

Хронология того времени ориентировалась на посты и большие

церковные праздники. В середине июля 1787 года, горделиво распустив

паруса навстречу поднимающемуся из океана солнцу, оба корабля покинули

берега России.

"На Покрова, ежели все пройдет благополучно, мои "Три святителя"

причалят на Кыхтаке, а вот попаду ли я в Иркутск к Покрову - бабушка

надвое сказала", - подумал Григорий Иванович, представляя себе четыре

тысячи верст сибирской таежной глухомани, отделявшие его от дома на

пути Охотск - Якутск - Иркутск.

Другой дороги - короче и верней - не было. При одинаковом

расстоянии обогнать во времени корабль на море мог только тот, следуя

тайгой, у кого хватило бы сил и воли слезать с седла или нарт лишь на

время кормежки или замены приставшего коня. И все же Григорий Шелихов,

сменив в пути несколько десятков коней и до полусотни закаленных

проводников - якутов и тунгусов, вернулся в Иркутск, как и наметил

себе, "на Покрова". Дома, как ни в чем не бывало, он сел за щи и

праздничный подовый пирог с нельмой, даже не придав никакого значения