Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Пояснил Зиновьев и причину, по его мнению, широкой поддержки оппозиционного меньшинства: «Все вы знаете, какие нелепые, чудовищные сказки рассказывали относительно разногласий внутри ЦК, сколько ходило вздорных сплетен и россказней, которым верили те малоподготовленные товарищи, плохо знающие наш ЦК, а потому легко верившие, что в ЦК может происходить бог знает что».

Только затем перешел к сути конфликта, разыгравшегося на пленуме. «Стихия гражданской войны, — объяснил Зиновьев, — принудила нас съежиться и ввести военную дисциплину в партии. Эта военная дисциплина задержалась слишком долго, отчасти по объективным причинам...

Мы, большевики, ставили вопрос демократии с точки зрения революционной целесообразности — будет ли от этого польза рабочему классу и пролетарской революции, или нет? Вопрос о рабочей демократии мы в принципе решили на 10-м съезде нашей партии и тут же запретили фракции. Мы поставили опять этот вопрос в сентябре этого года не по инициативе 46-ти и Троцкого, а по инициативе Политбюро, выдвинули докладчиком т. Дзержинского».

Наконец, рассказал Зиновьев и о том, что последовало вслед за тем: «Мы после октябрьского пленума сделали экстраординарный шаг, созвав частное совещание всех членов Политбюро с т. Троцким. Было два таких совещания по нашей инициативе. В Политбюро — семь членов и три кандидата... Тов. Бухарин является первым кандидатом и теперь он замещает т. Ленина... Из десяти человек девять во всех этих спорных вопросах едины... Тов. Троцкий держится другой линии».

Для чего же были проведены эти совещания? «Для того, — пояснил Зиновьев, — чтобы в свободной обстановке продолжить наши споры, доказать т. Троцкому полное желание сработаться с ним, всячески постараться создать более здоровую атмосферу... Но цели своей мы не достигли»³⁶¹.

Но еще до «частных собраний», где члены ПБ пытались решить те задачи, о которых Троцкий столь пренебрежительно говорил как о превращении «тройки» в «пятерку», Зиновьеву в силу сложившихся обстоятельств пришлось срочно заняться привычными делами — агитацией и пропагандой. Ради одного — единства РКП.

3.

7 ноября, далеко не случайно в годовщину Октября, «Правда» опубликовала большую — «подвалом» на второй полосе — статью Зиновьева «Новые задачи партии». Ее автор, учитывая сохранявшийся запрет на публикацию материалов октябрьского пленума и все ширившуюся дискуссию, попытался повернуть ее в нужное, выгодное для ЦК русло. Статьей попытался ответить и Троцкому, и его единомышленникам без конфронтационных выпадов. Спокойно призывал:

«Политически воспитать всю массу членов партии, поднять ее на высоту, соответствующую возросшему культурному уровню всей рабочей массы — вот центральная задача...

Нужно, чтобы внутрипартийная жизнь стала гораздо более интенсивной. Нужно, чтобы внутрипартийная рабочая демократия, о которой мы так много говорим, стала в большей степени облекаться плотью и кровью. Главная наша беда состоит часто в том, что почти все важнейшие вопросы идут у нас сверху вниз предрешенными. Управляя такой страной, как наша, Российская коммунистическая партия не может не быть строго централизованной организацией. Но в очень значительной степени этот факт объясняется и тем, что культурно-политический уровень всей массы членов партии слишком сильно отстает от уровня руководящих слоев ее...

Часть товарищей, поставленных исключительно на партийную работу, не всегда оказываются на высоте тех новых грандиозных требований, которые предъявляют выросшие партийные массы».

И предложил «усилить свободную дискуссию в партии по общественно-политическим, хозяйственным и другим вопросам».

Не забыл Зиновьев и о профсоюзах. Настойчиво советовал им подойти ближе к производству, заново поставить и решить вопрос о взаимоотношениях фабрично-заводских комитетов с партячейками.

Григорий Евсеевич рассчитал правильно. После публикации его статьи дискуссия продолжилась, но уже как ответ на высказанные им предложения. Потому он 28 ноября выступил в Свердловском университете с докладом «Современные задачи партии», продолжившим начатую тему. И построил его в катехизисной форме вопросов и ответов.

«Мы должны, — заметил он, — условиться, о чем мы будем говорить: о рабочей демократии вообще или о рабочей демократии в приложении к нынешней эпохе пролетарской диктатуры? Мы с вами говорим не о рабочей демократии вообще».

«Можем ли мы сказать, — продолжал Зиновьев, — что в нынешнюю эпоху, когда НЭП уже на накатанных рельсах, провести также законную, развернутую, как у нас говорят, рабочую демократию? Можем ли мы пойти на известные ограничения рабочей демократии? Я вам перечислю некоторые ограничения, которые уже совершенно официально одобрены партией.

Во-первых, чистка партии. Она... сводилась к тому, что одна половина партии — смею надеяться, лучшая, пролетарская, наиболее здоровая ее половина — взяла и немножечко выгнала вторую половину, попутчиков партии. Вяжется ли это с рабочей демократией? Конечно же, нет...