Совершенно иначе Ленин характеризует в «Письме к съезду» Сталина. Оказывается, он, «сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью... Сталин слишком груб, и этот недостаток... становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обсудить способ перемещения Сталина с этого места». А в статье «К вопросу о национальностях или об «автономизации» подчеркивает «торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого «социал-национализма»356
.Таким столь четким выделением двух человек из шести, которым Ленин давал личностные характеристики, как бы предлагались альтернативные кандидаты на пост возможного преемника на пост главы правительства и, вместе с тем, лидера РКП. Но тут же категорически отвергался один из них, загодя предрешая, тем самым, выбор.
Правда, никто из тех, кто смог познакомиться с этими ленинскими документами, то ли не понял их суть, то ли просто не придал им никакого значения. Зато в высших кругах партии уже по первым письмам Троцкого, которые распространялись, скорее всего, не без ведома их автора, уловили идеи Льва Давидовича о необходимости широких политических реформ и прежде всего реформирования РКП. Вернее, ее высших органов. Приняли как собственное то, что предлагал чуть ли не в ультимативной форме наркомвоенмор.
«Партия, — писал Троцкий 10 октября, — могла быть бы временно с нынешним тягостным внутрипартийным режимом, если бы он обеспечивал хозяйственные успехи. Но этого нет. Вот почему этот режим не может длиться долго. Он должен быть изменен... Такой режим и такое самочувствие партии несовместимы с теми задачами, которые могут вырасти и по всем данным вырастут перед партией из самого факта германской революции. Секретарскому бюрократизму должен быть положен конец»357
.Благодаря столь недвусмысленным призывам и начали появляться те, которых вскоре назовут «троцкистами». Кого ЦК попытается объявить «фракцией», чтобы повести с нею беспощадную борьбу. А для начала с теми, кто заявил о себе как о широкой оппозиции, подписав «Заявление 46-ти» 15 октября. Приняв все основные положения, содержавшиеся в письмах Троцкого, открыто объявили о том:
А. С. Бубнов — заведующий агитпропотделом ЦК, В. А. Антонов-Овсеенко — начальник Главного политического управления Красной армии, Т. В. Сапронов — председатель президиума ВЦСПС, Е. А. Преображенский — председатель финансовых комитетов ЦК РКП и СНК СССР, И. Н. Смирнов — нарком почт и телеграфов СССР, Л. П. Серебряков — замнаркома путей сообщения СССР, Н. Осинский (В. В. Оболенский) — замнаркома земледелия СССР, Г. Л. Пятаков — заместитель председателя ВСНХ, А. Г. Белобородов — нарком внутренних дел РСФСР, А. П. Розенгольц — начальник управления Воздушных сил республики, Н. Н. Муралов — командующий войсками московского военного округа...
Так у Зиновьева (впрочем, как и у остальных членов ЦБ) появилась новая забота. Помимо уже и без того тяготившего его поиска выхода из экономического кризиса, продолжавшего сотрясать Петроград, и, в частности, принятия мер по спасению Путиловского завода, который собирались закрыть по предложению Троцкого. Помимо Коминтерна, занятого подготовкой революции в Германии. Теперь же Зиновьеву предстояло вместе с остальными членами «тройки» еще и отстаивать единство партии в условиях ее кризиса, сделать все, чтобы только не допустить ее раскола.
В выплеснувшейся наружу дискуссии ее наиболее активные участники мгновенно забыли о том, что сами же писали, говорили о главной проблеме — о рабочей демократии — еще совсем недавно. Троцкий — что был именно тем, кто ужесточал, доводя до абсурда, практику «военного коммунизма». Зиновьев — о своих выступлениях в защиту прав пролетариата в конце 1920 года на 5-й Всероссийской конференции профсоюзов, а еще в столице Украины Харькове. И всего двумя месяцами ранее, на «пещерном совещании», хотя и всего лишь как паллиатив, но все же предлагал реформировать ОБ и Секретариат. Ныне же оба отстаивали прямо противоположные позиции.
Чтобы обсудить критическую ситуацию, сложившуюся в партии после широкого распространения как писем Троцкого, так и «Заявления 46-ти», 25 октября собрался экстренный пленум ЦК. Открылся в тот самый день, когда улицы Гамбурга, второго по величине города Германии, покрылись баррикадами, а местные коммунисты поднялись на вооруженную борьбу. Ту, которая стала последней надеждой ИККИ. Ради которой Зиновьев в отчаянной попытке готов был отказаться от чистоты марксистских принципов, призывая пролетариат к союзу с мелкой буржуазией. О чем заявил в тезисах, еще 22 октября одобренных ПБ.