Мы уверены, что своей работой ЦК, во всяком случае, заслужил у партии того, что он если что-либо говорит, то партия должна знать, что Центральный комитет говорит это серьезно и с убеждением в том, что это правильно». И постарался доказать справедливость своих слов. Продолжал: «Процесс распыления пролетариата прекратился. Деклассирование пролетариата приостановилось, последний начинает возвращаться к станкам... Те тяжелые времена, когда лучшие рабочие разбредались с фабрик и заводов куда глаза глядят, чтобы как-нибудь пережить тяжелые времена, к счастью, прошли. Правда, у нас и сейчас есть значительное количество безработных... Но внутреннее состояние рабочего класса, тем не менее, оздоровляется и в значительной степени оздоровилось».
Вслед за тем Зиновьев сделал «ход конем». Не стал тут же опровергать взгляды Троцкого, критиковать его последние работы. Вместо того неожиданно припомнил десятый съезд, запретивший создание фракций, начал чрезмерно цитировать Ленина. И только потом логически обрушился на тех, кого выступавший перед ним Радек назвал «учениками Троцкого». На Сапронова — создателя фракции «демократического централизма», противостоящего централизму партийному с его чуть ли не военной дисциплиной, на И. Н. Смирнова, в 1920 году сторонника Сапронова, а теперь активного участника оппозиции Троцкого. Уже от них Зиновьев перешел к задачам партии на данном этапе.
«О чем, — задал он вопрос, — спорим мы теперь? О рабочей демократии? Но по вопросу о рабочей демократии у нас в партии есть теперь согласие на сто процентов. Вы, товарищи Преображенский, Сапронов и другие, говорили, что не доверяете Центральному комитету. У вас нет “гарантий”, что резолюция о рабочей демократии будет претворена в жизнь. Мы вас и не просим об этом. Пожалуйста, не доверяйте. Дальнейшее все покажет».
Завершая же речь, Зиновьев прямо высказал то, чего больше всего опасался ЦК, против чего он, Григорий Евсеевич, боролся на протяжении всей дискуссии:
«Вопрос о фракционности и группировках есть вопрос жизни и смерти для партии. Вспомните, что я рассказывал со слов тов. Бухарина о времени Брестского мира (о том, что тогда «левые коммунисты» намеревались арестовать Ленина, а левые эсеры сформировать новый СНК —
И все же самая жесткая, самая откровенная речь была произнесена Зиновьевым в Петрограде. 15 декабря, на таком же, как и в Москве, собрании бюро ячеек и активных работников. Таковой она стала потому, что члену «тройки» не приходилось опасаться отрицательной реакции собравшихся, все же старая столица оставалась его крепостью.
То, с чего начал Зиновьев, не очень-то отличалось ни от статьи в «Правде», ни от речи 13 декабря. Напомнил о начале дискуссии. О том, что она только чисто внешне свелась к обсуждению судьбы рабочей демократии. Изложил знакомый всем свой взгляд на фракционность и группировки — отрицал их право на существование исходя из резолюций Десятого съезда. Повторил и партийную статистику. Только в середине речи заговорил о самом главном, впервые назвав Троцкого.
«Вы думаете, товарищи оппозиционеры, — обратился он к залу, зная, что сидят там его сторонники, — что теперь вы получите свободу группировок, а мы говорим: нет! Мы уверены, что наша партия при общей перекличке по этому вопросу даст единодушный ответ, что наша партия, действующая в обстановке НЭПа, окруженная буржуазией со всех сторон, показав пример боевой дисциплины всему миру, не может в своей среде допустить свободу фракций и группировок».
Тут же сделал несколько оговорок. «Мне особенно неприятно полемизировать с тов. Троцким в его отсутствие, но, к сожалению, тов. Троцкий не смог приехать». Еще раз — для тех, кто не читал его предыдущего выступления, напомнил: «Ядром нынешней оппозиции является фракция демократического централизма... Сторонниками ее являются Сапронов, Осинский, Рафаил (Р. Б. Фарбман — секретарь ЦК компартии Украины —
Завершив на том своеобразное предисловие, Зиновьев обратился к идеям Троцкого.
«Мы стоим сейчас, — сказал Григорий Евсеевич, — перед статьей тов. Троцкого, которая под заголовком “Новый курс” напечатана и в наших (петроградских —