Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Об этом Зиновьеву стало известно 6 июля — сразу же после публикации речи Ярославского в «Правде». Но он еще не узнал о более серьезном обвинении. Ставшим решающим для возобновления недоверия к нему в конце декабря 1929 года. Тогда работники ОГПУ при обыске у бывшего оппозиционера Бланкова нашли выдержки из дневника Зиновьева, относившиеся к ноябрю 1927 года, то есть к кануну 15-го партсъезда, а Секретариат ЦК поспешил сделать их копии и разослать всем членам ЦК.

Хотя содержание этих выписок не давало каких-либо оснований для предъявления новых обвинений, все же они весьма негативно характеризовали Зиновьева, да еще и проливали свет на технологию закулисной работы оппозиции⁶¹⁸. Потому-то и не оказалось ничего удивительного в том, что Григорий Евсеевич вместо ответа Кагановича получил выписку из решения ПБ от 5 февраля отнюдь не положительного содержания:

«Назначить т. Зиновьева ректором Казанского университета»⁶¹⁹.

Такое решение означало понижение в должности и перевод на работу из Москвы. Несколько дальше, нежели в Калугу, как было при его первой ссылке. И Григорий Евсеевич пустился во все тяжкие, лишь бы остаться в столице. Начал упорную, растянувшуюся на два года, борьбу за иной пост, и непременно в Москве. А использовал для того... свое здоровье, неожиданно оказавшееся очень плохим.

Начал Зиновьев свою битву за Москву с того, что поспешил использовать испрашиваемый у Кагановича, но официально так и не оформленный отпуск. Уехал в Кисловодск, в недавно открытый цековский санаторий «Имени десятилетия Октября». А вернувшись, 16 апреля получил в поликлинике Лечебно-санаторного управления Кремля, от которой его, как и от кремлевской столовой лечебного питания, так и не открепили, справку, подписанную профессором Крамером и доктором Левиным:

«Дано сие тов. Зиновьеву в том, что он страдает резкой нервной депрессией и пониженной работоспособностью, миастенией сердца, артритом, хроническим люмбаго (радикулитом — Ю. Ж. ). Нуждается в данное время в полном отдыхе от работы в течение четырех-шести месяцев с пребыванием вне города (на даче, в деревне)»⁶²⁰.

На следующий день вместе со справкой послал в Секретариат ЦК заявление:

«Я вернулся, — обстоятельно объяснял Григорий Евсеевич, — после лечения в Кисловодске с ухудшением. Миастения сердца, о которой пишут врачи в заключении, посланном т. Кагановичу перед моей поездкой в Кисловодск, ухудшилась, подорвав работоспособность. Врачи уже давно говорили мне, что нужно с полгода серьезно и систематически лечиться, уехав в деревню, отказавшись от чтения газет и т. п. Говорили они не раз, что лучше всего мне поехать за границу для серьезного лечения. О последнем, конечно, не может быть и речи. Но в первом, они, к моему сожалению, оказались правы. Вчерашний осмотр привел к тому же выводу. Волей-неволей пришлось прийти к заключению, что не полечившись систематически в течение нескольких месяцев, я не стану на ноги.

Моя просьба заключается в следующем: я прошу отсрочить мою поездку в Казань до осени с тем, что я буду, согласно указанию врачей, жить в деревне и лечиться.

Я надеюсь, товарищи, что в этой моей просьбе не будет отказано. Тем более, что занятия в Казанском университете прекращаются с началом июня до сентября.

Мне очень не хотелось вновь возвращаться к этому вопросу — о моей поездке в Казань. Я все эти дни перемогался, готовясь ехать. Но я вынужден обратиться с изложенной просьбой, ибо болезнь принуждает. Моей вины тут нет»⁶²¹.

Свое отношение к заявлению Зиновьева выразили два секретаря ЦК. Мнение Молотова, не очень, видимо, верившего нытику со ссылками на состояние здоровья, оказалось твердым и категоричным — «Предложить выполнять решение Политбюро». Сталин, чтобы не брать на себя ответственность за возможные последствия (а вдруг Григорий Евсеевич действительно тяжело болен? ), посчитал наилучшим не торопиться — «Обсудить надо в ПБ»⁶²². А при обсуждении 25 апреля члены ПБ утвердили довольно мягкое решение: «Предоставить т. Зиновьеву трехмесячный отпуск для лечения в деревне»⁶²³.

Получив отсрочку, Григорий Евсеевич выиграл первое сражение, но все еще незавершенную борьбу продолжил, и весьма оригинально. Написал саморазоблачительную статью, весьма выгодную для ЦК — «Генеральная линия партии и ошибки бывшей ленинградской оппозиции». Демонстративно послушно направил ее в Секретариат, и лишь получив 15 июня разрешение ПБ, ⁶²⁴ передал в редакцию «Правды».

Доказав таким образом свою благонамеренность и готовность трудиться во благо партии, 7 сентября Зиновьев обращается непосредственно к Молотову.

Как и в предыдущем заявлении — об отпуске. Точнее, о продлении его, так как тот кончился еще месяц назад.