Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Каганович, представлявший Сталина в Москве, разослал записку членам ПБ, которые на заседании 22 июля согласились с мнением генсека и «признали нецелесообразным публиковать статью Энгельса»⁶⁷⁷. Согласился с такой рекомендацией и ответственный редактор журнала Кнорин, получивший данное решение и записку Сталина⁶⁷⁸. Тем не менее, он принял новое предложение Адоратского — поставить в номер вместо отвергнутой статьи Энгельса другую неизвестную его работу — письмо румынскому социалисту Иоанну Надежде, написанное в январе 1988 года. Ее редакция журнала сдала в набор 20 июля, то есть до решения ПБ, а 25 июля, после ставшего ему известным решения, подписали номер к печати.

Разумеется, члены редколлегии «Большевика» и особенно Кнорин должны были понимать последствия произведенной ими замены. Понимать, что по сути письмо Энгельса мало чем отличается от его же статьи, не рекомендованной Сталиным. Ведь обращаясь к Надежде, «величайший теоретик революционного пролетарского социализма, вместе с Марксом положивший основание марксизму», как характеризовала Энгельса «Малая советская энциклопедия» в томе 10-м, вышедшем в 1932 году, хотя и несколько ранее, но давал такую же оценку царской России. Утверждал, что она — «главный резерв европейской реакции», «кошмар, тяготеющий над всей Европой»; ее ближайшая мечта — «завоевание Константинополя».

Единственным отличием письма к И. Надежде от статьи «Внешняя политика царской России» стало то утверждение Энгельса, которое, скорее всего, и заставило редколлегию «Большевика» посчитать возможным его публикацию. «В настоящий момент, — писал Энгельс, — союз (России, Германии и Австрии — Ю. Ж. ), по-видимому, распался, война (между ними — Ю. Ж. ) неминуема. Если даже и вспыхнет война, то лишь для того, чтобы привести к повиновению непокорные Германию и Австрию. Я надеюсь, что мир будет сохранен, в подобной войне нельзя было бы сочувствовать ни одному из сражающихся. Наоборот, можно было бы только пожелать, чтобы все они были разбиты, если это только возможно. Эта война была бы ужасна, но что бы ни случилось, все, в конце концов, пойдет на пользу социалистическому движению и приблизит победу рабочего класса». И добавил: «Революция в России в данный момент спасла бы Европу от бедствий всеобщей войны и явилась бы началом всемирной социальной революции»⁶⁷⁹.

Журнал «Большевик» не только опубликовал письмо Энгельса к И. Надежде, но и сопроводил редакционным комментарием. Всего лишь пересказавшим более простым языком его, чтобы сделать содержание понятным, доступным для читателей, плохо или совсем не знавших новейшей истории. Да разбавил такой пересказ многочисленными цитатами из различных работ Ленина и Энгельса, упоминавших возможность революции в России⁶⁸⁰.

И снова последовала мгновенная реакция Сталина. Уже 5 августа, сразу по получению им данного номера журнала, он направил членам ПБ, а также Адоратскому, Кнорину, Стецкому, Зиновьеву и Поспелову собственную рецензию на публикацию в равной степени и самого письма, и комментария.

Сталин писал: «Редакция “Большевика” скрыла от читателей, что Энгельс не понимал империалистического характера грядущей войны... Что Энгельс спустя 2-3 года после письма к Иоанну Надежде... изменил свое отношение к войне и стал высказываться уже не за поражение, а за победу Германии... Что между пассивным пораженчеством Энгельса («пожелать, чтобы все они были разбиты»), от которого он, как сказано, отказался потом в пользу оборончества, и активным пораженчеством Ленина («превращение империалистической войны в войну гражданскую») никак нельзя провести знак равенства... Тот несомненный факт, что Ленин, и только Ленин дал принципиально новую и единственно правильную установку как в вопросе о характере войны, так и в вопросе о политике марксистов в связи с войной.

Так обстоит дело с фокусами редакции “Большевика”... Не может быть сомнения, что только неуважение к марксизму и его основоположникам могло продиктовать редакции “Большевика” политику замазывания и припрятывания фактов, политику умолчания роли Ленина в деле выработки новой установки марксизма в вопросе о характере войны и политики марксистов в связи с войной».

А далее Сталин сделал вывод, что в данном случае редакция «Большевика» исходила из троцкистско-меньшевистских взглядов, и ставших корнем ошибки. Выразил твердое мнение, что «журнал “Большевик” попадает (или уже попал) в ненадежные руки... Редакция как бы в пику указаниям ЦК поместила уже после предупреждения ЦК такую заметку, которая не может быть квалифицирована иначе, как попытка ввести читателей в заблуждение насчет действительной позиции ЦК. А ведь “Большевик” является органом ЦК.

Я думаю, что пришла пора положить конец такому положению»⁶⁸¹.

Если записка Сталина носила, скорее всего, чисто теоретический характер и лишь в последних фразах сверкали молнии гнева генсека, то отправив в тот же день, 5 августа, телеграмму Кагановичу, потребовал оргвыводов.