Сам же Григорий Евсеевич, судя по его дальнейшим поступкам, не очень огорчился. Видимо, посчитал, что на этот раз все обойдется, ведь никаких особенно репрессивных мер, кроме снятия с работы, не последовало. Более того, несмотря на страшное по своим возможным последствиям обвинение в следовании «троцкистско-меньшевистской установке» не завершилось исключением из партии. Да и Кнорин отделался очень легко. Вскоре его вернули в ЦК, заместителем заведующего Отделом агитации и пропаганды.
Зиновьев, получив путевку в правительственный санаторий им. 10-летия Октября, отправился в Кисловодск. И лишь возвратившись в Москву, решил добиваться нового назначения. 18 ноября обратился с очередным посланием к Сталину. Сначала, как часто делал, подготовил черновик, изложив все, что хотел. Униженно. Подобострастно.
«Уважаемый т. Сталин, — писал Зиновьев. — Не откажите мне, очень прошу Вас, в личном свидании на 1/4 часа. Я уверен, что в несколько минут рассею предположение о нарочитости моей ошибочной заметки в “Б-ке”, если такое подозрение еще есть. А главное, я убежден, что Ваши личные указания помогут мне с пользой для дела работать в дальнейшем на той работе, которую, я надеюсь, ЦК мне даст.
Критику моей ошибки, которую Вы дали в письме от... я продумал и усвоил. Преодолеть приверженность к догматическому “марксизму” постараюсь во что бы то ни стало. А сказанное мною в выступлении на XVII съезде постараюсь доказать делом.
Еще раз возобновляю просьбу дать мне возможность переговорить с Вами по вопросу о моей дальнейшей работе. В августе и сентябре я много раз обращался с этой просьбой через Ваших помощников, но Вы были очень заняты, затем уехали. Ввиду плохого состояния сердца я затем вынужден был уехать лечиться (о чем известил Вашего помощника), а теперь еще раз обращаюсь с той же просьбой — принять меня. Мне незачем говорить Вам, как тяжело оставаться без работы в такое время, как теперешнее. Вы сами это отлично понимаете. Поэтому я не сомневаюсь, что Вы теперь уделите мне несколько минут и тем поможете продвинуть решение вопроса в ЦК партии.
Одновременно с обращением к ПБ позволю себе обратиться и к Вам лично. Я надеюсь, что в близком будущем в ПБ будет рассматриваться моя просьба о работе и поэтому одновременно обращаюсь к Вам лично.
Мне крайне необходимо было бы повидать Вас лично. Я уверен, что если бы при назначении меня в ред. “Б” я мог Вас увидеть лично и получить от Вас указания, со мной не произошел бы тяжелый инцидент в “Б”. И теперь я уверен, что если бы я мог лично переговорить с Вами, то у Вас в несколько минут рассеялись бы остатки противор. о нарочитости, а я получил бы от Вас указания, которые помогли бы мне избегнуть новых злоключений, и включился бы наконец в общую работу. Поэтому я позволяю себе просить Вас, т. Сталин, примите меня на 1/2 часа в любое время.
Но если свидеться не удастся, примите во внимание следующее.
Во время XVII съезда мне показалось, что Вы и другие тт. из ПБ поверили в то, что я искренне хочу включиться в работу, и это было для меня крайне отрадно. Но вот уже спустя только несколько месяцев со мной происходит инцидент в “Б-ике” и, по-видимому, моя искренность опять заподозривается. Иначе моя ошибка была бы исправлена без снятия меня с работы. Так мне кажется.
Не хочется еще раз затруднять Вас восстановлением всех фактов, сопровождавших появление моей злосчастной заметки в “Б-ике”. Вины сознательной не было.
У нас не принято апеллировать к прошлому, но я все-таки вынужден это сделать. Хочу работать. Дайте работу. И давши работу, скажите: как я должен себя вести.
Я уже писал, что свою вину в вопросе о ревизовании взглядов Э. на войну (к концу его жизни) я понял после прочтения. В письмах от... За истекшие месяцы я много раз продумал эти письма и постановление ПБ от... и, надеюсь, усвоил эти важнейшие документы полностью. Корень моей ошибки в том, что Вы справедливо называете приверженностью к “догматическому марксизму”. Излечиться от этой болезни, как видно, нелегко. Но я постараюсь излечиться и от нее.
Одному еще и еще раз прошу Вас верить: никакой нарочитости, никакого желания противопоставить личное мнение мнению ЦК в моей заметке не было, и быть не могло. Я работал в “Б-ике” добросовестно и был уверен, что встречу одобрение ЦК и Ваше лично. Если я этого не достиг, то это моя беда, но не вина. И долголетний отрыв от партии не прошел для меня даром. Верьте, я хочу учиться и теории, и истории марксизма у Вас. Учиться никогда не поздно».
Все? Отнюдь нет. Только две трети послания. И далее Зиновьев продолжал изливать накипевшее в душе:
«Теперь я должен опять обратиться в ЦК партии и к Вам лично с просьбой разрешить вопрос о моей работе.