Зиновьев попытался еще раз объяснить свое сближение со старыми товарищами неуемным интересом к происходившему в горних сферах: «Я все-таки тянулся к вопросам большой политики, в частности политики Коминтерна, вместо того, чтобы взяться за какую-либо практическую скромную работу на культурно-просветительском участке или в этом роде. Я пробовал обратиться к другой работе. Я занялся литературной критикой — сел работать над Щедриным, Пушкиным и т. п. Но целиком уйти в нее не смог».
Завершил же послание Григорий Евсеевич ставшим привычным для него нищенским выклянчиванием: «Если за последние годы честной работы могу просить ЦК еще о чем-либо, то прошу и умоляю — откройте мне хотя бы маленькую надежду на прощение со стороны партии, дайте хотя бы маленькую возможность где бы то ни было работать. До последнего вздоха буду думать только об этом и надеяться на это».
Слишком уж не хотелось Григорию Евсеевичу отправляться в третью ссылку.
Через день Зиновьев получил машинописный экземпляр своего послания с пометой — его «прочли члены ПБ Сталин, Куйбышев, Орджоникидзе, Молотов, Чубарь, Калинин, Ворошилов, Каганович»698
. Только прочли, не более. Почему же они столь равнодушно отнеслись к воплю о спасении? Да потому, что у них не было больше ни малейшего желания верить в искренность Григория Евсеевича. Во-первых, потому, что он уже не раз, и не два каялся, или, говоря по-партийному, «разоружался». Во- вторых, Сталину стали известны показания арестованных, свидетельствующие об обратном699.Котолынов И. И., 12 декабря: «Все мы, зиновьевцы, продолжали поддерживать организационные связи, и все декларации Зиновьева об отказе от своих антипартийных взглядов и от борьбы с партией рассматривали как маневренную тактику... Руководят организацией Зиновьев, Каменев и связанные с ними Евдокимов, Бакаев, Харитонов и Гертик»700
.Румянцев В. В., 13 декабря: «Левин заявил, что вожди — Зиновьев, Каменев — настроены непримиримо к партруководству, что пребывание Сталина... у руководства ВКП(б) совершенно нетерпимо, что ясна необходимость свержения этого руководства и Сталина»701
.Горшенин И. С., 25 декабря: «Московский центр зиновьевской организации хотя и не имел своей организационной программы, которая противостояла бы генеральной линии партии, но вместе с тем критическое отношение нашего центра к решениям ЦК ВКП(б) по большинству вопросов внутренней и внешней политики создало единство мнений среди членов нашей организации и целую систему антипартийных контрреволюционных взглядов»702
.Гессен С. М., 25 декабря: «В устах Зиновьева, Каменева и других зиновьевцев обычными были резкие выражения по адресу Сталина и других руководителей партии»703
.Правда, сам Зиновьев на допросе 22 декабря отмел все подобные утверждения. Объяснял их в послании 28 декабря либо обычными ошибками памяти, либо сознательными наветами. Злостными со стороны «безвожденцев» Румянцева, Котолынова, других его бывших соратников. Тех, кто после подачи им в декабре 1927 года заявления XV съезду партии с просьбой о восстановлении в партии сочли его капитулянтом, отказались признавать своим вождем.
Но что бы и как бы Зиновьев не объяснял, и свои ошибки, и то, что говорили на допросах о нем, надежды, что удастся избежать ссылки, не говоря уже о более худшем исходе, с каждым днем таяли.
Следствие по его делу не только не прекратилось, но и продолжилось с новой силой.
3.
К новому, 1935 году Я. С. Агранов полностью взял в свои руки и ведение следствия, и подталкивание его к запланированным результатам. К превращению действий убийцы-одиночки Николаева в крупномасштабный «террористический, контрреволюционный заговор» «зиновьевцев». 2 января доложил ПБ и лично Сталину о том, кто арестован по делу об убийстве Кирова. Таких оказалось 104 человека, из которых 84 проживали в столице, почему и могли быть названы «московским центром».
Весьма своеобразно выглядела краткая характеристика, данная замнаркома Зиновьеву. Исключавшая все положительное, сделанное тем в долгой жизни, но сохранившая — в более чем гипертрофированном виде, да еще и с негативной трактовкой — лишь ошибки, допущенные Григорием Евсеевичем:
«1883 г. рожд., член ВКП(б) с 1901 г., исключался из партии XV съездом ВКП(б) как организатор оппозиции и вторично — за связь с рютинской организацией и распространение к. р. документа этой организации в ноябре 1932 года, вторично восстановлен в июне 1933 года. Исключен в третий раз из ВКП(б) в 1934 г.
Арестован в Москве и доставлен в Ленинград 17 декабря 1934 года.
Изобличен показаниями: Румянцева В., Котолынова, Мясникова В., Мандельштама, Назимова, Евдокимова, Куклина, Бакаева, Гессена, Федорова, Гертика, Браво, Горшенина, Сафарова, Харитонова, Перимова, Николаева, Антонова, Звездова, Боровикова, Толмазова, Башкирова, Тартаковского, Рэма, Дмитриева Т.
в том, что являлся организатором и руководителем к. р. организации и московского центра.
Виновным себя признал в том, что до 1932 года был антипартийно настроен и делал попытки к сговору с другими антипартийными группами»704
.