Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Зиновьев не мог не прочитать эту двусмысленную резолюцию. А прочитав, наверняка загорелся желанием как можно скорее получить ту самую информацию, которая и позволила бы ему разобраться в политическом ребусе. Пока же он должен был понять лишь одно: начало происходить то, что может круто повернуть курс влево. А потому нельзя исключить, и его судьба может измениться. Ведь всего каких-нибудь пять месяцев назад его исключили из партии за отстаивание той самой линии, которая, судя по всему, сейчас начинает торжествовать.

И в такое время он прозябает в глухой Калуге вместо того, чтобы в Москве общаться со старыми товарищами, которые наверняка знают все. Скажем, со Сталиным. Но тот вряд ли захочет принять его. Или с Бухариным — с ним Григорий Евсеевич виделся перед самой высылкой, только не знал наверняка, а мог лишь предполагать, что их беседа не останется тайной.

«В ночь с понедельника на вторник (с 9 на 10 января — Ю. Ж.) — доносил Бухарин, — у меня был четырехчасовой разговор с Каменевым и Зиновьевым, о главных моментах которого сообщаю членам ПБ.

Оба, и Каменев, и Зиновьев, производят впечатление людей, переживших кораблекрушение. Они признают, что совершили большую политическую ошибку (формулировали так: “Мы принимали ваши маневры за эволюцию в сторону кулака) и организационную (“дело дошло до второй партии, ее зародыши или элементы уже были налицо”). Оба заявили, что теперь “эмпирически доказано, что при нашей системе пролетарской диктатуры невозможна не только вторая партия, но и длительная внутрипартийная оппозиция”. “Логика борьбы толкает ко все большему обострению” и т. д.

В связи с этим очень интересна формулировка, данная Каменевым: “Молот пролетарской диктатуры прошелся по нашей шкуре, мы на собственной спине чувствуем это”. Сие было поддержано Зиновьевым».

Затем разговор перешел на оценку Троцкого и его сторонников, и снова вернулся к Зиновьеву и Каменеву. Бухарин зафиксировал: «В настоящее время (со времени партсъезда) у Зиновьева и Каменева нет ровно никаких ни политических, ни личных связей; все отношения прерваны, разошлись в разные стороны, как только вплотную стал вопрос о второй партии.

Зиновьев рассказал, что у них, зиновьевцев, 2 группы: ихняя в собственном смысле (речь идет о течениях, а не об организации), капитулировавшая целиком, и т. н. “ленинградские левые” (Саркис, Сафаров, Вуйович)… И Каменев, и Зиновьев неоднократно заявляли, что сделают все, что прикажет партия. “Борьбу мы кончили раз навсегда” и т. д. Еще и еще раз говорили о своих ошибках, отмечали, что вступление в партию 100 тысяч человек произвело тоже большое впечатление.

Политически наиважнейшей чертой разговора были два момента: действительное признание своих ошибок и недвусмысленное осуждение всей линии Троцкого (и политической, и организационной). На меня лично и тон разговора, и материальное существо “высказываний” Каменева и Зиновьева произвели такое впечатление, что они во что бы то ни стало хотят вернуться в партию. Они, между прочим, рассказывали, что хотели сдаваться еще в августе (на пленуме), но что их унесли силы подспудные и логика борьбы. Рассказывали, что с Троцким приходилось драться и при составлении платформы, причем я понял дело так, что Троцкий навязывал им “рабочую” (самую ядовитую) часть платформы.

Слегка жаловались на отдельные случаи утеснений, но в то же время признавали, что все сделают… “но не понимаем, почему же так сурово, сейчас педагогичнее, лучше было бы несколько по-другому, однако все выполним” и т. п.

Я записал некоторые их конкретные “пожелания” или “просьбы”: 1. Нельзя ли еще поговорить с товарищами (намек на Сталина, Рыкова и пр.); 2. Может быть, Пензу (туда первоначально Особое совещание ОГПУ предполагало направить Каменева, а Зиновьева — в Тамбов⁵⁸¹ — Ю. Ж. ) можно сменить на Рязань, хотя поедем и в Пензу беспрекословно… 6. Нельзя ли дать Каменеву и Зиновьеву работу над статьями Ильича (1908–1912), помогут без имени и проч., темы, не относящиеся к каким-нибудь разногласиям; 7. Если мы-де против того, чтобы Каменев жил вместе с Зиновьевым, то нельзя ли хоть Евдокимова пустить вместе с Зиновьевым — очень, мол, тоскливо одному.

Это все конкретные пункты из области жалоб и просьб. Центр тяжести разговора, однако, лежал отнюдь не в них, а в политической части, о которой выше. Спрашивали о перспективах, я сослался на решение съезда, сказал, что все зависеть будет от них и т. д…

Распад блока на составные части не подлежит никакому сомнению. Желание (Каменева + Зиновьева) во что бы то ни стало придти к партии — тоже. Троцкий

и троцкисты уже зовут их (Каменева + Зиновьева) предателями и штрейкбрехерами…

Вот приблизительная запись главного, о чем шла речь»⁵⁸².