Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Прочитав 11 января осведомительную записку Бухарина, в ПБ перестали особо беспокоиться. Убедились в наиважнейшем: блок Троцкого — Зиновьева, вобравший всех «левых» и имевший явное стремление к пополнению своих рядов, больше не существовал. И потому милостиво Зиновьеву и Каменеву разрешили жить не порознь в Тамбове и Пензе, а в Калуге⁵⁸³. Об остальном пока можно было не беспокоиться. Но не ошиблось ли ПБ? Был ли Григорий Евсеевич столь уж искренним, беседуя со своим давним идейным противником?

О паническом страхе, о возможности раскола ВКП(б) Зиновьев говорил вполне чистосердечно. Единство партии для него, как и для всех, кто вступал в нее еще до революции, являлось святым, не подлежащим даже обсуждению. Стремление вернуться в ряды большевиков, без чего он не мыслил себе жизни, — и в этом нельзя было сомневаться. Но слова о том, как он поведет себя в дальнейшем, должны были породить некоторое недоверие.

Конечно же, накануне высылки Зиновьев был переполнен эмоциями, порожденными исключением из партии, да еще и съездом. Потому и говорил, будто не желает отныне иметь свою собственную политическую линию — лишь бы вернуть партбилет. Ради того готов был обещать что угодно. А как поведет себя через месяц-другой, когда остынет?

Исключение кое-чему научило Зиновьева. Он действительно ушел в тень. Не приезжал в Москву, не встречался с единомышленниками, тем более — с товарищами по несчастью. И все же непреодолимо жаждал узнать, что же происходит на вершине власти. Григорий Евсеевич решил встретиться с Бухариным и нашел для того достаточно веский предлог.

Написал для «Правды» статью «Куда пришли». В ней подверг суровой критике своих недавних сторонников из руководства германской компартии А. Маслова и Р. Фишер. После исключения в августе 1926 года из КПГ за оппозиционность, создавших леворадикальную группу «Ленинбунд», но 9 мая 1928 года порвавших с нею и ставших правоверными коммунистами, подчиняющимися решениям своего ЦК.

13 мая «Правда» опубликовала статью с кратчайшим уведомлением: «Редакция печатает статью Г. Зиновьева как документ, лишний раз иллюстрирующий полный идейный развал бывшей оппозиции в ВКП(б) и в Коминтерне». Но именно такая формулировка и не устроила автора.

Зиновьев поспешил сообщить Каменеву, регулярно бывавшему в столице, посетившему по его просьбе и «Правду»:

«Признаться, я здорово тебя ругаю. Виновата твоя застенчивость. Чего проще было сказать: статью даем если без примечаний (так Григорий Евсеевич назвал редакционное объяснение — Ю. Ж. ). Если с оными — берем назад, скажите, что передать. Наверняка взяли бы. Особенно после его (Бухарина — Ю. Ж.) телефонного отвиливания дело было ясно»⁵⁸⁴.

Зиновьева слишком напугало то, что его соратники расценят помещенное уведомление читателей как явное доказательство заказа, а саму статью — как слишком послушное и поспешное исполнение воли «правых». Но нет худа без добра. Теперь, полагал Григорий Евсеевич, Бухарин не сможет увильнуть от беседы с ним. И в тот же день, 13 мая, написал ему:

«Дорогой Николай. Только что мне передали по телефону текст примечаний, которые сделала редакция “Правды” к моей статье “Куда пришли”… Сел бы ты на машину как-нибудь в субботу или воскресенье и приехал. По шоссе (хорошее!) тебе езды часа 2–3». И чтобы наверняка заманить, намекнул, что догадывается о начавшихся разногласиях в ПБ. «У меня, — писал Зиновьев, — такое чувство, что по сравнению с надвигающимися (и надвинувшимися!) проблемами и трудностями отголоски и остатки нашей кончившейся борьбы (выделено мной — Ю. Ж.) такой пустяк»⁵⁸⁵.

Бухарин не только не приехал, но и не ответил Зиновьеву. И отнюдь не из-за осторожности. Разногласия по хлебозаготовкам — разногласия, но пока у него по остальным вопросам вроде бы единение со Сталиным. Вместе они написали резолюцию по Китаю и обращение ЦК по шахтинскому делу, а теперь он еще и выполняет самое важное поручение ПБ — подготовил проект программы Коминтерна для утверждения на его VI конгрессе. Ну, а все остальное решится на ближайшем пленуме. Вот тогда-то он и успеет подумать — встречаться ли ему с Зиновьевым, или нет.

Очередной пленум ЦК открылся 4 июля, чтобы успеть обсудить проект программы, и если потребуется, то внести необходимые поправки и дополнения. А из остальных вопросов важнейшим стала злосчастная проблема хлебозаготовок. Резолюция, явившаяся результатом бурного обсуждения, отметила как самое существенное, как своеобразный итог НЭПа: