Гример

– В малиновых двубортных пиджаках из кримплена и с золочеными пуговицами?

– Вот черт, угадал, именно такой она меня носить и заставляла, – засмеялся Михаил.

– Не боишься черта на ночь поминать?

– Место здесь такое, что, поминай не поминай, он по-любому объявится. А все кладбище старое виновато… Так кто ты такой по жизни?

– Циник, – честно признался я.

– Можешь не пояснять, я на филолога учился. Если правильно, по-старогречески, циник – значит «реально на жизнь смотришь в любом ее проявлении», это хорошо. Другой не стал бы гробы выкапывать.

– Я же не знал, что там бревно лежит.

– Нашел, чем оправдываться! Лучше, что ли, было мертвое тело сегодня откопать? Тогда бы я тебя лопатой уже не плашмя бил… Давай за твою барышню, которая жива оказалась, выпьем. Не каждый на такое, как ты, решится. Раз жива, значит, чокаемся.

Я почувствовал легкое головокружение. Напиток от старой ведьмы был коварным, дурманил неторопливо, но основательно. Для меня все напитки делятся на те, которые бьют по голове, и на те, которые действуют на опорно-двигательный аппарат, как сказал бы Петруха. А эта настойка действовала на все сразу – и на голову, и на ноги. Кажется, я пьянел куда быстрее своего нового знакомого.

Странным он мне показался. Почему-то его совсем не интересовало то, почему на местном кладбище кого-то вообще могут закопать живьем, словно такое тут в порядке вещей.

«Что я тут делаю? – задумался я, осматриваясь. – Ах да, хотел расспросить…»

– Пьем за твою девчонку и за твою смелость, – донеслось до моего слуха.

Я выпил всего треть от налитого, отставил стаканчик. Университетское образование ночного собеседника не подвело, он не стал настаивать, чтобы я пил с ним наравне.

– Так вот, о кладбище. Там бывшие помещики похоронены, это их могилы досмотренные, все остальное травой поросло.

– Слышал уже. Их потомки вроде в Парагвае теперь живут…

– Ого! Образовываешься помаленьку. Не зря мы на том кладбище и встретились. Весь наш дачный поселок – их бывшее дореволюционное имение. У них и дворец тут был. Фундамент от флигеля на участке Дмитрия Петровича сохранился. Я ему говорил, чтобы разломал его к чертовой матери. А то вспомнят потом, скажут, что памятник архитектуры, и участок заберут. А он на нем и построился, сэкономить решил.

– Дмитрий Петрович – это тот, которого придушили? – уточнил я, чувствуя, что говорю лишнее.

– Он самый, – удивился Михаил. – Во как бывает! Последний владелец имения, мало, что богатым был, он еще наукой занимался. Лаборатория у него тут имелась и обсерватория, кажется. Его еще профессором магнетизма называли. Вот он после революции и свалил в Парагвай. Есть тут какая связь или нет, не знаю. Но теперь вот эти латиносы на кладбище повадились. Может, из Парагвая они? А с ними и наши, русские… На дорогих тачках приезжают.

– Секта у них?

– Похоже. Чего еще на кладбище собираться по ночам? Сатанисты, одно слово. Но против них ничего не сделаешь. Памятники не валят, могил не поганят. Случается, даже веночки привозят и траву триммером косят. А по ночам огни жгут. Так ты точно не из них? Или не поделил чего с сатанистами? – уставился на меня пьяноватым глазом Михаил; второй глаз был плотно закрыт веком, будто человек наполовину спал, наполовину бодрствовал.

– Я крестик ношу, – сказал я очевидное, доставая из-под рубашки нательный крестик.

– Они тоже крестики носят, – тут же оживился сторож, – правда, кверху ногами. Сам не видел, но так люди говорят.

Я еще немного глотнул калгановой настойки. Вещь стоящая, но в другой обстановке. Пить, когда тебе муторно, – последнее дело; надеешься снять стресс, а получается наоборот. Мысли не проясняются, более того, принимаются ходить по замкнутому кругу.

– Ты на меня не смотри, себе наливай. Мы в разных весовых и возрастных категориях. А я больше пить не буду. Разобрало уже. Хочу завтра со свежей головой проснуться. У тебя же заночевать можно? – спросил я, поднимаясь из-за стола.

– Естественно, можно. Зачем же я тебя приглашал? Не водки же на халяву выпить. Поговорить хотелось со свежим человеком, понять, кто ты да что…

– Понял? – усмехнулся я и, покачнувшись, удержался за край стола.

– Понять не сложно: хоть ты человек и замысловатый, но не вредный. А за стол лучше не держись, он не слишком устойчивый, разборный. Выйти на улицу хочешь? Удобства за домом, там дорожка колотыми плитками выложена. Фонарик возьми, – сунул мне в руки включенный фонарь Михаил и провел до самой двери. – Так по дорожке налево и топай.

Я оказался на крыльце под моросящим дождем. Луч фонаря ползал по разросшейся траве, наконец в ней отыскалась и плитка дорожки.

«Какого черта я напился?» – подумал я, осторожно спускаясь по скользким ступенькам крыльца.