Гримус

— Ко всем прочим своим достоинствам Эльфрида еще и весьма благоразумна, — заметил на это Грибб. — Когда мы решили предпринять путешествие на остров Каф, она настояла на том, чтобы взять с собой все без исключения мелочи домашнего обихода. Таким образом, замечу вам, у нас оказался здесь небольшой погребок, которым мы пользуемся довольно редко, для таких случаев как, например, сейчас. В основном, смею вас уверить, мы пьем местное вино. Оно немного терпкое, но это лучше, чем ничего.

Взлетающий Орел едва сдержал смешок — гном, рассуждающий о винах с видом знатока, представлял собой весьма потешное зрелище.

— Нужно отметить, что многое о вас я узнал по глазам, — продолжил тем временем Грибб. — Вы удивитесь, узнав, сколько всего удается прочитать в глазах человека. Можно довольно легко судить, скажем, о его характере и положении. Человек, битый жизнью, щурится; его противоположность, герой-победитель, смотрит горделиво, широко открытыми глазами. Рад сообщить вам, мистер Орел, что ваши глаза сразу же увиделись мне широко открытыми. Мы с вами можем подружиться, мистер Орел.

Взлетающий Орел смущенно пробормотал слова благодарности. Для себя он решил, что гном глуп и к тому же излишне самоуверен; но в ответ на бескорыстное гостеприимство следовало проявлять терпимость.

Закончив разминку и вежливые расшаркивания, мистер Грибб был готов пуститься в пространные рассуждения на любую тему, и потому вопрос Взлетающего Орла о принадлежности к школе философии принял с восторгом.

— Когда-то давно, — начал гном, — я обратил внимание на различные формы представления нациями своего знания и опыта и чрезвычайно ими заинтересовался. Накопленные за несколько столетий, а иногда и тысячелетий знания в виде высококонцентрированных сгустков передаются из поколение в поколение, частично видоизменяясь, совершенствуясь и выкристаллизовываясь в еще большей чистоте. Пришедшая мне в голову когда-то очень давно мысль о том, что сам по себе источник-материал этих форм воплощения знания может стать предметом философских изысканий, показалась мне поразительной. Другими словами, сэр, я нашел способ достигать необычайной гармонии противоположностей: это — сочетание наиболее полновесных слитков народных мудростей, проверенных временем, в ритмической или стихотворной форме, придающей этим мудрым изречениям изящество, завершенность и связность, а самое главное, популяризирующих их. Я возвращаю людям их интеллект.

— Я не совсем… — начал было Взлетающий Орел.

— Неужели вы не понимаете, что я имею в виду, мой дорогой друг? Стихотворная форма, структура, стиль: все это в изобилии можно найти в сказках, в старинных преданиях и легендах, но самое главное — в… (гном широким театральным жестом протянул руку к своему письменному столу и взял оттуда рукопись)… самое главное — в клише!

«Боже мой!» — пронеслось в голове у Взлетающего Орла.

— Вот это, — провозгласил Грибб, — главнейший мой труд. Философия универсальных цитат. Цитаты на любой случай, под знаком которых жизнь приобретает иной оттенок — понимания и терпимости. Картинное обрамление из фраз, несущих подлинно универсальный смысл, обрамление, в котором можно чувствовать себя спокойно. Вот послушайте — мое первое и, может быть, самое универсальное из возможных творение:

Пески времени текут к новому Истоку.

— Потрясающе, — отозвался Взлетающий Орел.

— Вы в самом деле так считаете? Да, да, да: это так и есть, стоит только вдуматься. Пожилая тетушка на свадьбе подыскивает слова, способные нарисовать несущую мудрость и пронизанную идеей перспективу. Она может использовать эту фразу на церемонии венчания, и празднество тотчас приобретет новый, углубленный смысл. Та же тетушка готовит на кухне сверхобильный обед; она произносит ту же фразу — с оттенком стоицизма — и тем самым два разъединенных доселе события немедленно увязываются в одно. Таким вот образом философия универсальных цитат позволяет нам ощущать неразрывность и взаимосвязь жизни. Мы видим, что и свадьба и суета на кухне имеют один и тот же преходящий смысл. Цитата помогает нам верно осветить оба события.

— Удивительно, — проговорил Взлетающий Орел.

— Дорогой вы мой, дорогой вы мой, дорогой вы мой, — заторопился Игнатиус Грибб. — Теперь я уверен, что мы обязательно станем друзьями. Очень хорошими друзьями. Вы понравитесь Черкасову, не сомневайтесь. Я так вас ему рекомендую, что о противном и думать не стоит.

— Насколько я понял, — решился высказаться Взлетающий Орел, — неприятности могут возникнуть из-за предмета моего основного интереса.

— Ох, — взмахнул ручками Игнатиус, — какая ерунда. Черкасов очень терпим.

— Но люди в «Эльбе» отнеслись к моим словам настороженно.

Грибб насмешливо хмыкнул.

— Так, так, так, так, — затараторил затем он. — О чем же идет речь, смею спросить? Что это за преступный предмет вашей заинтересованности?

— Гримус, — просто ответил Взлетающий Орел.

Грибб молча опустился на стул. Древние часы отсчитали несколько десятков секунд. Под потолком у лампы с подозрительным жужжанием кружилась муха.