Гримус

— Есть люди, чей удел сильно отличается от судьбы остальных людей, — говорила Ли Кук Фук. — Среди мыслителей можно отметить лишь полное отсутствие у них практичности; среди людей действия обычно отмечается несовершенство мышления. Люди, в ком эти свойства проявляются особенно ярко, обычно испытывают непереносимую тоску по своей противоположности. И те и другие обычно одиноки, окружающие недолюбливают их, да и сами они не способны заводить друзей, ведь дружба всегда подразумевает частичное принятие чужого образа мыслей. Но в их одиночестве может и не быть особой беды: одному жить не так плохо, ибо мудрость редко отыщешь в толпе. Бывают, однако, времена, — заключила она, тая в его объятиях, — когда даже такие люди нарушают свое одиночество.

Мадам Джокаста подняла крышечку смотрового глазка. Кама Сутра демонстрировала Виргилию Джонсу позу из тантрической йоги. Совершенно голый Виргилий сидел на постели Камы в позе лотоса; сама индианка располагалась лицом к Виргилию у него на коленях и обвивала ногами его талию. Их глаза были закрыты, их половые органы соединены. Джокаста удовлетворенно кивнула.

Виргилий Джонс мирно сидит вместе с Флоренс Найтингейл в ее постели. На ночном столике в головах кровати стоит блестящий бронзовый кувшин с вином. Джокаста, Мидия, Кама и Ли полукругом стоят перед постелью Виргилия и Флоренс.

— Мы рады видеть тебя дома, Виргилий, — говорит мадам Джокаста.

— Предлагаю тост, — объявляет Виргилий, — за Дом Взрастающего Сына и его обитательниц — ангелов милосердия.

— А мы пьем за исцеление ваших душевных ран, — отвечает Джокаста.

Виргилий осушает бокал до дна. Флоренс тут же наполняет его снова.

— Можно, я сыграю что-нибудь, мадам? — спрашивает она.

— Вот это было бы чудесно! — восклицает Виргилий. — Сыграй нам и спой.

Флоренс берет свою лютню и готовится петь. Глядя на нее, Виргилий вспоминает строки из другой песни.

Сон мне однажды приснился,

Милая дева с цимбалами…

Но в эту секунду чернокожая Флоренс начинает петь, и он забывает все прочие песни и стихи:

Абиссинская дева с цимбалами пела ему

о великой Горе Абора.

В кровати их двое — могильщик с античным именем и шлюха с античным профилем.

— После предательства Взлетающего Орла я очень сильно страдал, — говорит Джокасте Виргилий. — Но теперь все забылось. Мне уже все равно.

— Ты можешь остаться здесь жить, Виргилий, если хочешь, — отвечает ему Джокаста. — Будешь жить в Доме и присматривать за девушками. Хватит тебе бродить вверх и вниз по склонам этой проклятой горы, ты уже достаточно повидал и совершил. В том, что случилось с нашим островом, никто не виноват. Пора тебе отдохнуть. Пускай твой Взлетающий Орел отправляется дальше один, если хочет; ты сделал для него все, что мог.

— Или все, что считал нужным сделать, — отвечает Виргилий. — Сию минуту он никуда не хочет идти, он собирается поселиться здесь и жить. Поселиться в К.! Кто знает, возможно, все так и должно было закончиться — ничего больше не поделаешь, он нашел свое место. Но иногда я думаю… — Виргилий внезапно замолкает.

— Ты думаешь, что в его силах сделать то, что не смог сделать ты? — заканчивает за него Джокаста. Виргилий ничего не отвечает.

— Месть еще никому не приносила добра, — мягко замечает тогда мадам. — И ты и я, мы оба хорошо знаем, что Гримус сейчас недоступен. Ни для кого.

Виргилий пожал плечами.

— Может и так. А может и нет…

— Что же такое есть в этой Лив, — спросила тогда Джокаста, — что обрекает мужчин на такую муку? Стал бы ты ненавидеть Гримуса, если бы не Лив?

— Скорее всего нет, — отвечает Виргилий.

— Лив, — бросает Джокаста, словно сплевывает. — Ты должен забыть ее, Виргилий. Ее, Гримуса и Взлетающего Орла. Мыслями тебя нет здесь, а я не могу спать с зомби.

Виргилий усмехается.

— Ты очень терпеливая женщина, Джокаста, — замечает он. — Налей мне еще вина — в нем есть прощение и забытье. Я рад буду остаться с вами.

— Джокаста?

Мадам пошевелилась.

— Джокаста, послушай…

Виргилий напряженно сидит в постели и оглядывается по сторонам. В сумраке он видит свое отражение в большом зеркале, висящем против кровати на стене.

Джокаста приподнимается на локте.

— Ну что ты придумал на этот раз? — сквозь сон бормочет она. В прошлые ночи подобное повторялось регулярно; среди сна Виргилий вдруг вскидывался от непонятной тревоги. «Исцеление подсознания происходит дольше всего», — обычно извинялся он в таких случаях.

— Я только что вспомнил, — говорит он. — В ту ночь, когда я пришел в город. Разве ты забыла? Что-то странное случилось тогда…

— Господи! — охнула Джокаста. — Как я могла забыть. Провал…

— Точно. Что это такое было, черт возьми?

— Не знаю, — отвечает она. — Раньше такого не случалось.

Виргилий надолго замолкает и смотрит в окно, на темную массу горы Каф, вершина которой, как обычно, затянута тучами.

— Что затеял этот глупец теперь? — дрожащим от гнева голосом спрашивает наконец он.

— Возможно, он теряет свою власть, — тихо отвечает Джокаста.

— Это было похоже… — начинает Виргилий и замолкает.