Грипп. В поисках смертельного вируса

Вероятно, только истинно талантливому прозаику под силу описать, как человек умирал от гриппа 1918 года, как выглядел он в последние часы жизни, когда все ужасающие симптомы проявлялись наиболее наглядно. Одним из тех, кто предпринял такую попытку, стал писатель Томас Вулф. В 1918 году он был студентом Университета Северной Каролины, когда из дома пришла телеграмма с просьбой срочно приехать. Его брат Бенджамин Харрисон Вулф слег с гриппом. И едва ли Томасу понадобилось что-то выдумывать, когда он описал происходившее в 35-й главе своего романа «Взгляни на свой дом, ангел».

Вулф приехал домой, чтобы повидаться с больным братом. Бенджамин лежал в спальне наверху, в то время как вся семья ждала того, что, как они опасались, было уже неизбежно. Томас поднялся в комнату, где «в сером приглушенном свете» лежал Бен. И в «миг жуткого узнавания» он сразу понял, что его любимый двадцатишестилетний брат умирает [4] .

«Длинное худое тело Бена было на три четверти укрыто; костлявый абрис под одеялом был судорожно изогнут, словно в пытке. Тело, казалось, не принадлежало Бену, оно было изуродовано и отчуждено, как тело обезглавленного преступника. Желтоватое лицо стало серым, и на этом гранитном отливе смерти, прочерченном двумя алыми флагами лихорадки, черным дроком щетинилась трехдневная борода. Эта борода почему-то производила жуткое впечатление, она приводила на память гнусную живучесть волос, растущих даже на разлагающемся трупе. Узкие губы Бена были раздвинуты в застывшей мучительной гримасе удушья, открывая белые мертвые зубы, – он дюйм за дюймом втягивал в легкие ниточку воздуха.

И звук его затрудненного дыхания – громкий, хриплый, частый, невероятный, наполнявший комнату и аккомпанировавший всему в ней – был последним завершающим жутким штрихом».

На следующий день ум Бена помутился. «К четырем часам стало ясно, что смерть близка. Бен то был в бессознательном состоянии, то приходил в сознание, то начинал бредить – но большую часть времени он бредил. Он меньше хрипел, напевал песенки – давно забытые, возникавшие из тайных глубин его утраченного детства, и другие; но снова и снова он начинал тихонько напевать популярную песенку военного времени – пошлую, сентиментальную, но теперь трагически трогательную: “Только молится дитя в сумерках”».

А потом Бен впал в забытье. «Его глаза были почти закрыты, их серый блеск потускнел, исчез под пленкой бесчувственности и смерти. Он спокойно лежал на спине очень прямо, без признаков боли, как-то странно, и его острое худое лицо было вздернуто кверху. Рот его был плотно закрыт».

Всю ту ночь Вулф провел у постели брата в горячих молитвах, хотя прежде считал, что не верит в Бога, и никогда не молился. «Кто бы ты ни был, будь добр к Бену сегодня… Покажи ему путь… Кто бы ты ни был, будь добр к Бену сегодня… Покажи ему путь…»

Он утратил счет минут, часов – он слышал только слабое клокотание умирающего дыхания и свою исступленную вторящую ему мольбу».

Потом Вулф заснул, но внезапно очнулся и позвал остальных членов семьи, инстинктивно понимая, что наступает конец. Бен затих и лежал совершенно неподвижно. «Тело, казалось, костенело у них на глазах». А затем, уже агонизируя, «…Бен сделал глубокий и сильный вдох. Его серые глаза открылись. Охватив в единый миг страшное видение всей жизни, он, казалось, бестелесно, без опоры приподнялся с подушек – пламя, свет, сияние…» Вот так, писал позднее Вулф, Бен «сразу ушел презрительно и бесстрашно, как жил, в сумрак смерти».

И брату Томаса Вулфа ничем нельзя было помочь. Тогда никто не знал, как лечить грипп. Не существовало таблеток, чтобы сбить жар, не придумали еще способа закачивать кислород в пораженные и наполненные жидкостью легкие. Не было хотя бы возможности продлить жизнь умирающего или облегчить предсмертные муки. Все, что могли рекомендовать врачи, они сами называли паллиативными мерами: хорошо кормить пациента, обеспечить, насколько это возможно, доступ свежего воздуха, окружить заботой и любовью близких. Оптимистические байки о том, что удалось выявить бактерию – возбудителя гриппа, распространявшиеся в Филадельфии, оказались пустышкой. Верно, какую-то новую бактерию действительно обнаружили, но это никак не помогало в разработке методики лечения или в создании вакцины. Источник заболевания оставался загадкой. Широко разрекламированное в 1918 году открытие «бациллы Пфайфера» вело в тупик. Вирус инфлюэнцы оставался неуловимым.