Грипп. В поисках смертельного вируса

В последнюю субботу ноября к службе в переполненной крохотной часовне, построенной миссионерами, где не было даже сидячих мест, явились два гостя из Нома. Визитеры сообщили, что в городе распространилась болезнь, однако новость никого слишком не встревожила. Эскимосы встретили прибывших со своим традиционным радушием и устроили пир на всю деревню, выставив деликатесы вроде оленины, горячих пирожков, черники в тюленьем жире и чая.

Но уже два дня спустя – в понедельник – первый из жителей деревни заболел гриппом. А во вторник пришла первая смерть. Жертвой стала женщина – некая миссис Нилак. Тогда священник отправился за помощью в Теллер – более крупное поселение в четырнадцати милях от миссии. Но вскоре он вернулся лишь для того, чтобы рассказать, что от населения самого Теллера осталась едва ли десятая часть.

И эскимосы стали один за другим умирать – всего погибло 72 человека. В одном иглу сложили двадцать пять трупов, замороженных арктической стужей. Взбесившиеся от голода собаки прорыли ход в другое иглу и сожрали несколько тел, от которых осталась лишь жуткая куча обглоданных костей. В еще одном иглу царил на первый взгляд полный разгром. Окно из тюленьей кишки оказалось порвано, и внутрь через него намело снега. Очаг давно потух, и в тесном снежном домике царил невероятный холод. Когда прибывшие спасатели проникли туда, они увидели лишь несколько трупов. Но внезапно из-под груды оленьих шкур выбрались трое детишек и ударились в рев. Непостижимым образом они выжили, питаясь одним овсом, в окружении мертвых тел своей родни.

Когда через три недели эпидемия отступила, в деревне остались в живых только пятеро взрослых. Осиротели сорок семь детей. Много лет спустя Клара Фоссо, жена главы миссии и одна из немногих, кто не заразился гриппом, написала письмо эскимосам, все еще соблюдавшим траур по жертвам трагедии: «В последнее воскресенье ноября 1918 года я была свидетельницей небывалого религиозного порыва среди эскимосского населения миссии. Это было как раз в канун обрушившегося на нас несчастья. Все жители поселка тесной толпой собрались на молитву. Мы чувствовали присутствие Духа Божьего среди нас, и причастники, стоявшие у алтаря, слышали от многих исповедания их глубокой Веры. Это было бесконечно трогательное зрелище. Так мы в последний раз собрались все вместе. В следующее воскресенье большинство членов нашей миссии уже отправились на прекраснейшее из свиданий – на встречу со своим Создателем. И вы – сыновья и дочери тех детей Божьих, – быть может, запомнили, как они уходили в лучший мир с именем Божьим на устах, распевая тот же гимн, который мы пели вместе в последнее воскресенье: “Я слышу глас Спасителя, призывающего меня к себе”».

Во всех соседних поселениях осталось всего несколько дееспособных, хотя еще не до конца оправившихся от шока мужчин, которым предстояло похоронить мертвых. А посреди жестокой зимы на Аляске – это невероятный труд. Расположенные в северных широтах деревни стояли на вечной мерзлоте. Чтобы вгрызться в грунт у миссии, шахтеры прогрели его сначала горячим паром и только потом проложили траншею. В ней, как в братской могиле, и погребли всех жертв гриппа, установив с обоих концов кресты.

Среди прочих покойников на глубине шести футов оказалось и замороженное тело страдавшей ожирением женщины. И оно пролежало там семьдесят лет.

2. Хроника мора и смерти

Жил в Афинах молодой человек, окруженный роскошью и наслаждавшийся всеми возможными привилегиями. Его отцу принадлежали золотые копи, и потому он никогда не знал нужды в деньгах. Сам блестящий ученый, юноша мог целыми днями обсуждать философские вопросы с одним из наиболее известных мудрецов своего времени. Это была жизнь, наполненная свободной игрой ума, в которую не вторгались никакие низменные повседневные заботы.

Но только однажды на город обрушился мор.

Напасть пришла в 431 году до нашей эры. Горожанам было не привыкать к болезням и смерти, но ничто не могло подготовить их к подобной трагедии. Эпидемия свирепствовала более года, уничтожая все структуры столь тщательно выстроенного общества, перейдя в катаклизм, пошатнувший уверенность в себе ученых и врачей, изменивший ход истории. Казалось, только разгневанные боги могли ниспослать такое. И наш молодой человек, которого звали Фукидид, создал хронику «чумного года».

Симптомы выглядели устрашающе. Молодых и сильных людей «охватывал прежде всего сильный жар в голове, появлялась краснота и воспаление глаз; затем внутренние части, именно гортань и язык, тотчас затекали кровью, дыхание становилось неправильным и зловонным» [5] , – писал Фукидид. Несчастные начинали чихать, их одолевала хрипота. Грудь разрывалась от боли, «что сопровождалось жестоким кашлем». У некоторых начинались желудочные спазмы, и затем «следовали все виды извержения желчи, обозначаемые у врачей особыми именами, причем испытывалось тяжкое страдание». Людей буквально выворачивало наизнанку от рвоты.