Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника

Действительно, и часу не прошло, как отряд имперских войск с самим императором во главе на всех рысях выступал вслед за бежавшим Витовтом.

Почти целые сутки длилась погоня. Наконец беглец был настигнут, но в такой пересеченной местности, которая делала всякие неприязненные действия невозможными.

Витовт, дойдя до этого укреплённого самой природой места, остановился на ночлег. Он знал, что за ним будет погоня, и принял все меры предосторожности.

Действительно, догнав беглеца, Сигизмунд понял, что силой с ним ничего не поделаешь и, понадеявшись больше на свою хитрость, чем на рискованный план захвата литовского князя, один, при двух трубачах и знаменщике, выехал на переговоры с Витовтом.

Витовт, предупреждённый об этом, тоже с небольшой свитой выехал вперёд, но на небольшое расстояние от своего лагеря. Он знал что австрийцев, так же как и немцев, всегда надо остерегаться. Насилие, яд и нож были их излюбленными слугами.

Император и Витовт съехались.

В том месте, где они находились теперь, на краю большой Краковской дороги, не было ни жилья, ни даже походного шатра. Свидание происходило на открытом воздухе.

Один из оруженосцев литовского князя накрыл ковром обломок скалы, лежавшей у дороги, и два высоких собеседника уселись на этом импровизированном ложе. Обоих занимали слишком важные вопросы, чтобы заботиться об удобстве седалищ.

— Прошу прощенья у вашего величества, — первый начал Витовт, — что, нарушив правила гостеприимства и придворного этикета, уехал от вас не простившись. Но мы, литвины, люди лесов и степей, я убоялся слабости своего характера, убоялся попасть в сети дьявола и бежал.

— Как в сети дьявола? Я не понимаю вашу светлость.

— Именно в сети дьявола! Бес честолюбия ослепил меня. За блеск королевской короны я чуть не предал родины, брата и друга, который доверил мне свою честь.

— Но разве он не так же действовал относительно вашей светлости, разве вы забыли, разве вы могли забыть те дни, когда бежали от его клевретов к братьям ордена? Вы клялись им в братском союзе и верности. Разве эти клятвы расторгнуты!?

Сигизмунд говорил слово в слово то, что ему подсказал раньше рыцарский посланец.

Витовт встал со своего места.

— Ваше величество спрашивает, забыл ли я, что и в чём я клялся ордену. Я отвечу: не забыл, я слишком хорошо это помню. Ваше величество спрашивает: расторгнуты ли эти клятвы? Отвечу — да, расторгнуты и навсегда!

— Но кем же?! Святейший отец Папа писал мне, что клятву на алтаре только он один расторгнуть может и что ни прелаты, ни кардиналы не могут освободить от неё.

— Её расторгли сами рыцари, убив моих двух сыновей! — чуть не крикнул Витовт. — Тут уже я дал клятву, и эта клятва никогда мною не забудется: не положить оружия, пока у Христовых распинателей останется хотя бы один рог. И я эту страшную священную клятву чуть не забыл. Чуть не забыл вчера, когда ваше величество посулил мне корону! Нет, нет и нет! Другом немцев я быть не могу, в союзе с ними быть не желаю, помогать им против моего кровного считаю преступлением!

Сигизмунд понял, что ставка с его стороны была проиграна.

— Но ваша светлость, — вдруг заговорил он, — наш разговор и моё предложение, надеюсь, останутся тайной для всех. Я доверился вашей светлости, и надеюсь, не буду выдан головой.

— В этом даю слово. Ни король, мой брат, ни даже духовник мой никогда не узнают, о чём шёл разговор меж нами.

— Но я попросил бы на это присяги вашей светлости. Витовт вспыхнул.

— Мы в Литве присяги не знали, её ввели к нам ваши же крыжаки. Я клянусь словом литовского князя, и для меня нет клятвы выше этой! Клянусь не открывать ни слова из нашего разговора никому до той поры, пока ваше величество не объявит войны или мне, или моему союзнику и брату.

— И это верно? — воскликнул император, схватывая Витовта за руку.

— Я не немец, чтобы играть клятвами как мячами.

— Верно, и не требую иной клятвы! — Сигизмунд понял, что у него нет сил заставить литовского князя подчиниться его воле, и он думал хоть этим доверием угодить ему.

Через несколько минут после горячего по виду прощания оба монарха скакали к своим лагерям, а на заре оба отряда направлялись в противоположные стороны.

План Сигизмунда не удался. Но коварство не могло остаться ненаказанным. Слишком понадеявшись на своё красноречие, хитрость, и честолюбие литовского владыки, император слишком затянул время и своим вмешательством, обещаниями устроить мир обманул рыцарей. Они упустили самое дорогое — время, и когда, наконец, уверенные в неизбежности войны, бросились нанимать войска, которые всю зиму и весну целыми толпами бродили по Чехии и Валахии, их уже не было. Девять десятых была нанята на службу короне польской предусмотрительным подканцлером Николаем Тромбой через его агентов. Остались только одни оборвыши, забракованные вербовщиками.

Гроссмейстер и маршал чуть волосы на себе не рвали от досады, но дело было упущено, и снова дружба императора оказалась роковою. Рыцари узнали об этом слишком поздно.