Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника

Вдали, у подошвы горы, на которой был расположен рыцарский лагерь, показалась группа вооружённых людей в блестящих одеждах. Солнце косыми лучами играло на их шлемах и копьях. Несколько человек с белым знаменем отделились от толпы и, подъехав на выстрел стрелы к рыцарской страже, затрубили в трубы и стали махать белым знаменем.

Грюнвальдское поле

Не было никакого сомнения, что прибыли вестники мира или перемирия.

Гроссмейстер, окружённый всем своим капитулом, сидел в своей роскошной ставке, и серебряные чаши с вином поминутно осушались и снова наполнялись во славу будущих побед ордена.

Услыхав звук трубы, он послал одного из пажей узнать в чём дело.

Когда паж возвратился с донесением, что из литовско-польского войска явились послы с белым знаменем, он вспыхнул от гнева, и характерная ему резкая складка легла между чёрных нависших бровей.

— Чего им ещё нужно? — воскликнул он, — я не отступлюсь от своих прав ни на Дрезденек, ни на Новую Мархию, ни на земли, что мы захватили осенью. Я не хочу больше слышать глупых разговоров об условиях. Перемирия я им больше не дам. Мы готовы, они нет, тем хуже для них!

— Я думаю, — обратился он к капитулу, — что лучше всего будет отправить их обратно, даже не допустив в лагерь. Всё это соглядатаи, шпионы…

— Напротив, — с улыбкою возразил великий маршал Валленрод, — пусть именно они побывают у нас в лагере, пусть подивятся и ужаснутся нашей силе и наведут большую панику на своих соломенных и лапотных владык.

Почти весь капитул поддержал великого маршала. В рыцарском войске всё было так грандиозно, всё так устроено, что посторонний наблюдатель мог только удивляться и ужасаться.

— Принять их! — решил гроссмейстер, — я выйду к ним на встречу.

Распоряжение было тотчас передано в передовую цепь, и скоро всё посольство, предшествуемое и сопровождаемое рыцарскими воинами, приблизилось к ставке гроссмейстера.

Великий магистр, окружённый всем своим капитулом и многими из знатнейших гостей рыцарских, ждал прибытия послов под огромным балдахином, который прикрывал вход в его ставку. Послы, увидев орденский капитул, остановили коней и по этикету приблизились пешие.

Когда они были уже в пятнадцати шагах, то сам гроссмейстер, узнавая в лицо обоих посланцев, убедился в своей ошибке. Это были не послы короля Ягайлы, а нарочные от римского императора Сигизмунда, венгерские вельможи Николай Гара и Сцибор, воевода Семиградский, присланные им вместо себя, чтобы силой убеждений склонить к миру обе враждующие стороны.

Свита состояла исключительно из венгерских дворян и двух прелатов, избранных лично Сигизмундом, королём венгерским и императором германским. Только один из свиты выделялся из толпы своим роскошным польским костюмом и вооружением; это был уполномоченный короля Ягайлы польский рыцарь Ян Корцбог, за старостью лет не годившийся уже в бой, но старик разумный и привыкший к делам посольским.

Прибытие послов короля венгерского, бывшего одновременно и германским императором, меняло обстоятельства. Сигизмунд был явный сторонник немцев-рыцарей, и потому его посольство, являющееся из лагеря врагов, могло иметь серьёзное значение.

Официальный приём состоялся тотчас же. Все послы, не исключая и польского, были чрезвычайно обласканы гроссмейстером и капитулом и тут же без проволочки изъяснили те условия, на которых союзники, т. е. Ягайло и Витовт, соглашаются приостановить военные действия.

Воевода Семиградский, как старший по годам и званию, взял из рук пажа пергаментный свиток, на котором висела сургучная печать на шнурке, и обратился к великому магистру.

— Вот, благороднейший, именитейший, достославный повелитель благородных господ креста, на которых противники ваши, великий король Великой и Малой Польши на Кракове и на Гнездно Владислав II и его союзник и брат, светлейший Александр (Витовт), великий князь литовский и русский, изъявляют своё желание помириться. Я, и товарищ мой, благородный князь Николай Гара, по поручению его императорского и королевского величества, императора римского и короля венгерского Сигизмунда, являющегося в качестве вольного посредника двух вооружённых благородных противников, передаю их вам, в собственные руки, для всестороннего обсуждения. Именем моего великого государя императора и короля требую, чтобы ответ, какой бы он ни был, был сообщён нам, его представителям и заместителям, для передачи противной стороне.

Императорский посол, очевидно, вызубрил эту формальную речь, произнёс её без запинки и с поклоном подал пергамент гроссмейстеру.

— Хорошо, мы обсудим! — коротко ответил гроссмейстер и передал свиток одному из рыцарей капитула.

— Когда я могу явиться за ответом? — с новым поклоном проговорил Семиградский воевода.

— А разве время не ждёт? — с полуулыбкой спросил великий магистр.

— Девятого сего июля, т. е. через четыре дня, истекает срок перемирию, — с ещё нижайшим поклоном отвечал Сцибор.

— Будем иметь в виду! — уклончиво сказал великий магистр и, отдав по этикету честь императору, закрыл приём.