Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника

Несколько левее, поближе к лесу, во второй линии за литовскими полками, уже построившимися в боевой порядок «клиньями вперёд», виднелись дружины совсем в другой одежде, с совершенно иным, своеобразным и страшным вооружением. Только очень небольшая часть людей была одета в доспехи, т. е. латы и шлемы; некоторые имели только кованые железные шапочки да нашеечники, а большинство носило поверх белых суконных кафтанов какие-то не то куртки, не то фуфайки из плотно скрученных и перевитых между собою пеньковых веревок. Это и были так называемые бахтерцы особый вид домодельной брони, употребляемой только в московском государстве. Тяжёлые, неуклюжие, они не предохраняли носителей не только от копий, но даже от стрел, но довольно хорошо сопротивлялись удару меча, а подчас — и рыцарской секире.

Оружием этой части войск Витовта были обыкновенные лесосекные топоры, насаженные на топорище несколько длиннее обыкновенных. Это были три смоленские дружины, присланные смоленским данническим князем Глебом под начальством сына своего Давида, уже знакомого читателям.

Князь Давид, получив через певца Молгаса первое известие о плене своей невесты и о том, что она ещё жива, в ту же минуту хотел собраться отбивать её у немцев, но когда первая горячка прошла, обсудил это дело с людьми ратными. Отбить княжну вооружённой силой из стен укреплённого рыцарского замка было тщетной и несбыточной мечтой. Надо было придумать что-то другое. В это время отец князя Давида получил письмо от великого князя литовского, в котором тот требовал выставить, согласно уговору, три знамени войск. Старый князь сначала было заупрямился, но Давид Глебович поддержал требованье Витовта, и князь более не прекословил.

Три знамени были собраны молодым князем в самое короткое время. Смоляне, узнав, что дружины поведёт сам молодой князь Давид, которого обожали и стар, и млад, толпами стекались под его знамёна, и он без особого труда, не притесняя даже строптивых бояр смоленских, медливших снаряжаться в поход, успел к началу июня собрать рать из отборных людей.

Одно смущало молодого героя: живя долго в Литве, видя постоянно перед собою цвет литовского, польского и рыцарского войска, в блестящих, изящных и дорогих уборах и вооружении, он не мог примириться с мыслью, что ему придётся вести на общий сбор толпу сермяжников, одетых кто в лапоть, кто на босу ногу и не признающих другого оружия кроме дубины-мочуги да дровосекного топора.

Он ожидал, что его встретят насмешками в польско-литовском лагере, и не ошибся. С первого же дня прибытия его к союзному лагерю, его смоляне были окрещены именем «дегтярников», а он — прозванием «горе-богатыря».

Затаив глубоко в душе оскорбление, князь ждал только случая доказать, что дегтярники стоят расфранчённых шляхтичей и что он сам один стоит трёх любых витязей.

Князь Витовт за два дня на походе осмотрел пришедшие дружины смолян. Ему, как старому и опытному воину, сразу бросилось в глаза их странное оборонительное и наступательное оружие. Он понял, что такие силачи, какими выглядели смоляне, при тяжести и неуклюжести верёвочных бахтерцев решительно не годятся для наступления, но там, где нужна непоколебимая твердыня живых тел, эти «дегтярники» составят неодолимый оплот. Он тотчас подозвал к себе князя Давида, поблагодарил за поспешность, с которой тот догнал наступающую армию, и указал смолянам место сзади конных литовских дружин.

Придя к Танненбергу и ещё раз повидавшись с Витовтом, который, объезжая позицию сам лично указал место дружин во время боя, князь Давид приказал людям отдохнуть, зная, что день будет жаркий и работы много.

— Княже милостивый, — обратился вдруг к нему один из старейших ратников первой дружины, предзнаменный витязь, боярский сын Максим Отрада, — коли треклятые немчины оттуда налетят, — он указал на позицию меченосцев, — не обособиться бы жёрдочками да слежками?

— Как жердочками? — переспросил князь Давид, не понимая вопроса.

— Да так: с поля-то немцу вольготно копьём орудовать, коли его поймаешь топором-то, а коли жёрдочки поставить, с конём ему их не переехать, а пеших-то мы и сами уберем!

Теперь князь понял, что смоляне хотят оградиться со стороны поля слегами, чтобы уравновесить шансы боя.

Получив разрешение, смоляне быстро принялись за работу, и к полудню весь правый фланг был обнесён двойным забором из еловых жердей, перевязанных и привязанных лыками к вбитым кольям. Сквозь подобную преграду, безусловно недоступную коням и всадникам, очень легко проходили пешие воины. При вторичном объезде Витовт очень одобрил затею и, хотя в душе смеялся и назвал смолян «плотниками», но принял этот метод защиты к сведению, рассчитывая применить в будущем и в своих войсках.

В лагере истых литовцев и язычников-жмудин царствовало особое возбуждение. Дикие орды лесных обитателей центральной, неисследованной Литвы и Жмуди, приведённые князем Одомаром, сбились в одну громадную толпу, и под мерные удары мечей о щиты и бубны о бубны, пели, вернее, завывали какие-то дикие песни, скорее, похожие на вой волков.