Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника

— Чего же ты медлишь, брат мой, друг мой?! — воскликнул Витовт. — Враги перед нами. Вели строить ряды и идти на врагов. Заклинаю, не медли более! Мне больше не сдержать ярости своих литвинов, дозволь наступать!

Ягайло ничего не ответил, но глаза его, направленные сквозь разрез палатки на стан рыцарей, видневшийся вдали, вдруг вспыхнули. От группы рыцарских начальников отделились несколько человек с белым знаменем впереди.

— Смотри, смотри, — вдруг воскликнул он, схватывая за руку Витовта, — я так и знал, они шлют послов, они сознают свои вины перед нами, они хотят мириться.

Гулкий звук медного рога прокатился по полю. Знаменщик, носящий знамя, махал им над головою.

— Скорей, брат и друг, скорее пошли встретить вестников, честь честью. Пусть ведут их сюда, ко мне. Вестник мира — всегда желанный гость!

Витовт слушал и ушам своим не верил. Так говорил тот самый человек, который ещё утром дышал безумной ненавистью к немцам. Подобные перемены в характере Ягайлы были давно известны его близким, но Витовт не мог допустить, чтобы его ратный товарищ мог бросить начатое дело, мог отказаться от давно ожидаемого им отмщения, когда оно уже наступало.

Он бросился к Ягайле и с жаром схватил его за руку.

— Что ты хочешь? Мириться теперь, когда злодеи перед нами? Какой ценой купишь ты мир? Ценой позора, унижений? Помилуй, пощади нашу честь. Лучше смерть, чем такой позор!

— Смерть, — прошептал как будто в забытьи Ягайло. — Смерть, говоришь ты! — и лицо его приняло то выражение, которое заметил у него Витовт после охоты под Брестом, когда тур сломал четырёх охотников.

— Заклинаю тебя именем нашей несчастной родины Литвы, именем Бога Всемогущего и справедливого, опомнись, ободрись!

— Господь велел прощать врагам! — резко отвечал Ягайло. — Если они поняли свои вины и пришли мириться, я приму их как друзей. Вели встретить их, как подобает встречать послов.

— Брат, а слава, а честь наша? — воскликнул Витовт.

— Отстаивай свою, моей никто не коснётся! — резко и даже грубо прервал его Ягайло и, подозвав Олесницкого, который дожидался у входа в церковь, отдал распоряжение о торжественном приёме герольдов.

Палатка короля

Тотчас со стороны польского войска с трубачом и знаменщиком выехали вперёд два герольда с гербами Кракова и Литвы на щитах и, подъехав к немецким герольдам, стали по обе стороны их. Все вместе они двинулись обратно к стану.

Ягайло поспешно вышел из походной церкви, и тотчас же близ него столпились все воеводы и главнейшие витязи польского войска. Не было только Витовта. После разговора с королём, поражённый в самое сердце словами брата и союзника, он вскочил на коня и поскакал к своему литовскому стану, не решив еще, что ему предпринять в виду изменившихся событий. Он отскакал недалеко. Навстречу ему ехал князь Давид Смоленский. Забрало его шлема было поднято. Князь был бледен и встревожен.

— Государь! — воскликнут он, равняясь с Витовтом, — посольство от немцев приехало, мы видели. Ужель опять отступать восвояси?

— Не знаю, ступай к стану короля, там всё узнаешь. Не выносит мое сердце одного вида треклятых крыжаков. Не знаю, с какими вестями приехали.

— Обычаев рыцарей-крыжаков не ведаю, государь, — отозвался князь Давид, — я видел сам, своими очами, провезли они два меча нагие, без ножен.

— Как, мечи без ножен?! — радостно воскликнул Витовт. — С нами Бог! Значит война! Война! Вызов на бой! Скорей, скорей за мной, к королевскому стану, такую весть радостно и слышать, — он повернул коня и, как вихрь, понёсся обратно; князь Давид и его свита едва успевали за ним следовать.

Витовт, проживавший долго среди меченосцев, хорошо изучил их обряды и знал, что посылка обнажённого меча означает вызов на бой, и делается только в крайнем случае, когда нельзя иным путем вызвать врага на поле.

Выйдя из церковной палатки для встречи послов, Ягайло поместился на кресле под роскошным навесом, раскинутым тут же, и быстро оглянулся. Отсутствие Витовта его смутило и опечалило.

Он сделал знак рукою, и вся его ближайшая свита стала по обе стороны его кресла. Тут были ближайший человек к королю и капеллан Николай Тромба, духовник короля в походах Ян Монжик из Домброва, впоследствии славный воевода Львовский, Збигнев Олесницкий, секретарь короля и наконец князь Александр Мазовецкий, начальник королевской стражи. Несколько поодаль стояли три оруженосца: Збигнев Чайка из Нового Двора, королевский копьеносец Николай Моравчик, носитель малого королевского знамени, и Данилко Русинок, королевский лучник.

Герольды были уже недалеко, их пёстрые одежды ярко выделялись среди мрачных боевых доспехов сопровождавших польских воинов. Герольды остановились в двадцати шагах от королевского навеса, слезли с лошадей, взяли в руки мечи и гордо двинулись вперёд.

Почти в ту же минуту снова послышался топот лошадей, пущенных во весь опор, и Витовт, в сопровождении князя Давида и нескольких литовских рыцарей, подскакал к навесу, сошёл с коня и пошёл к королю.