Гризли

Слов не знаю описать, что за кайф я словил, поняв, что моя погремушка сдалась. Это был какой-то оргазм, но только не для тела. Не только для него. Внутри все распирало, фонтанами забило, искрами перед глазами рассыпалось, когда ее вдруг перестало скручивать и колбасить от моей нежности. В один миг все, как выстрел, прямо в мою гудящую от вожделения башку. Только билась, рвалась, сопротивляясь, отвергая, закрываясь. Требовала трахнуть. И тут раз — и поплыла вся, раскрылась навстречу. Волшебное превращение из куска льда в мягкое теплое обволакивающее масло. Даже голос поменялся, сломался, как та преграда между нами, за которую она упорно сражалась. Запричитала, завсхлипывала. Тающая, податливая, теплой патокой по мне потекла. И от такого я совсем умом тронулся. Целовал с ног до головы, сдирая тряпки. Вылизывал, как чокнутая мама-кошка котенка, каждый изгиб. Всю на вкус испробовал: губы, шею, ключицы торчащие, соски отвердевшие, живот вздрагивающий. Уткнулся в жар между ног, исцеловал там, терся мордой наглой небритой, весь ее запахом пропитался, улетая от криков и дрожи. Перевернул на живот и снова обласкал всю-всю: позвонки выступающие губами перебрал, ягодицы, плечи, затылок — ничего не пропустил. Подминал ее под себя и трахал-трахал-трахал. То на колени ставил, заставляя покорно спину прогибать, то снова под собой вытягивал. Переворачивал, ноги на плечи закидывал, упивался взглядом ее потерянным, дорожками слез по щекам, криками, уже сиплыми от изнеможения. И даже когда кончил, еще не мог остановиться. Всего дергало, перед глазами была муть, сердце где-то в глотке колошматило, а бедра все равно работали как заведенные, пока не накрыло окончательным экстазом, как тяжеленным одеялом, роняя на Рокс. А она обняла руками и ногами, уткнулась мне в шею, ловя воздух между всхлипами.

Мокрые оба, пьяные, одуревшие. Так и не отлипли друг от друга. Руки покоя не знали у обоих. Все гладили, трогали, ласкали. Губы от поцелуев потрескались. Ели наскоро разогретое голышом из одной банки, одной ложкой, погремушка у меня на коленях. Кормила меня, а я ее сиськи без остановки щупал, лапал, куда только доставал. Уняться не мог. Она в туалет — я следом. Смеялась, ругалась, а сама-то ничем не лучше. Я дров порубить для бани — смыть хоть с себя пот, пару раз топором махнул — Роксана к спине притерлась, обняла, ладонями от груди до члена прошлась — и все… Опомнились только у стены, опять оба потные и трясущиеся в оргазме. А уж что в бане творили… В дом к утру приползли, вырубило, только головой коснулся подушки, умостив погремушку сверху и укрыв нас.

— Яр! — хриплый голос Роксаны просочился в мой сон, и первым делом я стиснул ее ягодицы, располагая на себе так, чтобы воткнуть поудобнее. — Бля, проснись же ты, медведина озабоченная!

— М? — Я потерся лицом о ее подбородок, прицеливаясь поцеловать, не открывая глаз.

— Не слышишь меня, что ли?

— Хочешь сзади?

— Придурок, да очнись же ты! Сюда едет кто-то. Я машину слышу.

Теперь и я услышал. И судя по звуку, двигалась в нашу сторону совсем не одна машина. Быстрее, чем я рассчитывал. Все же надо было вчера собраться с погремушкой в поселок за обувью и заодно позвонить этому ее недодругу неугомонному. Но после «да в п*зду эту обувь пока» от Роксаны я последние мозги порастерял. Но чего уж теперь, не жалеть же об этом. Ни об одной минуте с ней.

— Одевайся, — скомандовал я Роксане, быстро поднявшись и натянув штаны.

Уже подошел к двери, когда в нее замолотили. Похоже, прикладами. Так и есть. Стоило открыть, и омоновец в бронежилете и камуфляже направил на меня ствол.

— Камнев, на выход с поднятыми руками! Быстро!

— Эй, какого хера тут происходит! — рванулась вперед погремушка, успевшая только натянуть мою футболку.

Я поймал ее за талию, тормозя.

— Тш-ш-ш, Рокс. Не надо резких движений. Серьезные дядьки на работе их не одобряют.

— Роксана Миргородская?

— Я.

— Девушка здесь! — гаркнул кому-то сзади вояка. — Камнев, лечь на землю! Руки за голову!

— Вы совсем *бнулись тут, что ли?

— Рокс, все нормально, не нагнетай, — максимально спокойно ответил я, опускаясь на колени. Спецназ — ребята местами нервные, бодаться с ними, имея мою злюку за спиной, — чревато. — Сейчас во всем разберемся.

— Рокси! Слава богу! — сквозь строй из десятка одетых в форму парней просочился долбаный утырок и кинулся обниматься к моей погремушке. — Ты цела? Нормально все?

Он отстранился, держа ее за плечи и осматривая так, словно следы пыток искал. Дебил.

— Господин Каверин, вы создаете помехи в работе! — едва сдерживая раздражение, заметил кто-то из спецназовцев.

— Сынок, бери Роксану, и идите в машину. — О, да у нас тут семейный визит. Что, упорный сосунок долбил папашу, пока тот не поддался?

— Постойте, — уперлась погремушка. — Прекратите этот цирк! Какого черта вы тыкаете своими пукалками в Яра? Уберите их нах!

— Рокси… — потянул ее за руку депутатский сынок, но она вырвалась и двинулась ко мне. Ближайший омоновец в попытке ее остановить ткнул локтем в грудь.

— Какого! — одновременно я вскочил на ноги, а Каверин-младший кинулся на придурка.