Гризли в белых носочках

От крестного Огоньков узнал, что у начальника, от которого зависит, кто станет дворником, есть дочь Нина, старая дева. Почему москвичку из хорошей семьи никто до тридцатилетия замуж не позвал? Красавицей Нину нельзя было назвать, она была толстой, обрюзгшей, характер не сахар. Но ее отец определенно стал бы помогать зятю. Петр начал ухаживать за женщиной, понравился ей. Вскоре они сыграли свадьбу, и через год мужчину завалили заказами. Работал Огоньков аккуратно, первое время все делал сам, потом сколотил бригаду. Теперь же приехал на малую родину в отпуск, чтобы родительский дом в порядок привести.

А Дуся тихо жила в Яичном, воспитывала совсем еще маленькую Риту. Друзья детства встретились, обрадовались, Петя стал часто посещать Яичное, у него появилась страсть к рыбалке, а Дуся полюбила прогулки по лесу. Огонькова и Шмиллер порой видели вместе. Петя ремонтировал забор на участке женщины, а та угощала его пирогами. Все происходило открыто, пара могла сидеть вечером у кого-то из них на террасе. И никто из соседей плохого не думал. У приятелей школьных лет сохранились хорошие отношения, что тут дурного? Они по-дружески общаются.

Но потом Огоньков вдруг приехал в родительский дом с вещами, и по селу разлетелась весть, что Петя развелся, бывшая его выгнала вон, поэтому мужчина перебрался в родное село. Через некоторое время вездесущие местные старушки зашептали, что Петя и Дусенька живут вместе. Но даже тогда никто дурного слова о паре не произнес. И Огоньков, и Шмиллер свободны, в браке не состоят, почему бы им не соединиться? Петр теперь наведывался в столицу редко. Бежали годы, Маргарита выросла, уехала в Москву, едва ей шестнадцать стукнуло.

Прошло еще несколько лет, и вдруг разгорелся такой мощный скандал, что старожилы подобный ему припомнить не могли. Дело было в субботу. Где-то около девяти часов, когда большая часть жителей решила поужинать под аккомпанемент программы «Время» и включила телевизоры, из дома Евдокии понеслись дикие крики. Соседи решили, что к уже немолодой женщине залез вор. Из своих домов выбежали мужики кто с охотничьим ружьем, кто с топором, а кто просто засучивая рукава.

Разные события могут происходить в России – перестройка, перестрелка, – но многие села жили и будут жить по законам своих предков. Ты можешь ругаться с соседом, злиться на мужика, но если в его избе пожар, хватай ведра и туши огонь. Не бросай в беде никого, тогда, если сам в луже окажешься, все тебе помогут. И свадьбы всем миром играют, и на похоронах вместе плачут. Но это не мешает женщинам сплетничать, а мужчинам порой навещать чужую супругу. И скандалы случаются, и драки, и вопли «убью Юрку, и Катьку зарежу за то, что моего мужика в свою постель уложила». Всякое и в Яичном происходило.

Вот и теперь Дуся кричала так, что к ней примчалась вся деревня.

– Кто тебя обидел? – спросили соседи.

Евдокия, стоявшая во дворе, только громче зарыдала в ответ. И тут в сад выбежала ее дочь Маргарита, вся растрепанная, одна щека, подбородок и рот в красных пятнах.

– Матерь Божья! – перепугался кто-то. – Ритка, что стряслось?

– У нее спросите! – взвизгнула девушка, размазывая ладонью по лицу слезы пополам с кровью. – Замуж я собралась! Люблю Мольера, беременна от него! А она как завизжит: «Через мой труп ты с животом под венец пойдешь! Ступай к Матрене, выпей капли, и не будет ребенка! Позор! Позор! Позор!»

Соседи начали утешать Риту, попытались образумить Евдокию, которая походила на сумасшедшую, заговорили разом: «Ну не утерпели молодые, случается», «Невелик грех, живота пока не видно, сыграют свадьбу и заживут хорошо», «Да мы сами хороши, у многих дети через пять месяцев после вроде как первой брачной ночи появились», «Не ругай Риту». Но увещевания не помогли.

– Или ты бегом к Матрене, или ты мне не дочь! – объявила Евдокия.

Рита отреагировала достойно:

– Да пошла ты знаешь куда! Я Мольера люблю. Хоть сдохни тут, а рожу ребенка!

Всегда тихая, спокойная Дуся зарыдала, словно разбуженный зимой медведь, подняла с земли камень, метнула его в Риту, но промахнулась.

На следующий день Дуся, бледная, с черными кругами под глазами, обошла соседей и в каждой избе толкнула речь:

– Простите меня! Ритка вчера с «радостью» приехала. Она влюбилась в студента чернокожего, беременна от него. Рожать решила. Бросит мою дуру этот эфиоп, останется одна. Кто балду с черным ребенком потом замуж возьмет? Кому она нужна с таким прицепом? Негр-то домой поедет, там его с африканской невестой зарегистрируют. Сказала ей спокойно, что срок крохотный, нет там пока ребенка, беги к Матрене. И видели, что получилось?

Односельчане, которые вчера решили, что Дуся поступила не очень красиво по отношению к дочери, узнав правду, обомлели. Африканец! Нет, такого не надо! Общественное мнение вмиг переменилось. Теперь все считали, что Евдокия права, а Ритка совсем без головы. Эмму, которая рискнула сказать: «Цвет кожи не важен, ребеночка нельзя убивать», – чуть не побили.