Гризли в белых носочках

– У нас не хватает информации о Петре. Но почему-то мне кажется, что именно он крепко запутал историю. Буду очень благодарен, если поможете разрубить Гордиев узел моего непонимания ситуации.

– Гордиев узел завязал фригийский царь Гордий, – задумчиво произнесла Матрена. – Многие пытались распутать переплетение, но ни у кого не получалось. Среди последних оказался и Александр Македонский. Но, в отличие от всех потерпевших неудачу, великий полководец не захотел уйти, оставив задачу нерешенной. Он просто разрубил узел мечом. Лично для себя трактую сей миф так: коли не складывается то, что затеял, не уходи побежденным обстоятельствами, примени к ним самые радикальные меры. Никогда не сдавайся, бей мечом, рассекай Гордиев узел. Мы с Эммой выросли в Яичном. Кое-что знаем про Огоньковых.

– Взрослые при нас не вели беседы, но мы обожали подслушивать, – подхватила Эмма. – Моя бабуля Татьяна Константиновна – тысяча восемьсот девяностого года рождения. Многим сегодня кажется, что она появилась на свет тогда, когда люди еще в пещерах обитали. Но она дожила до тысяча девятьсот девяносто второго. Ушла в сто с лишним лет, не потеряв ни ума, ни памяти. А я появилась на свет в тысяча девятьсот пятьдесят втором. Мне, третьекласснице, пионерке, бабуля казалась ровесницей египетской пирамиды.

– Верно, – рассмеялась Матрена. – Мы с Эммой одного возраста. За долгие годы, что прожили самые старшие члены наших семей, жизнь несколько раз поменялась радикально! Как-то раз я, школьница, написала доклад по истории, тема – крепостное право на Руси. Потом побежала к бабуле Моте – ее так звали, чтобы нас не путать, – закричала: «Уроки выполнила, пойду гулять!» Она возразила: «Сначала прочитай мне вслух свой доклад по истории». Я выполнила ее просьбу, бабуля возмутилась: «Да, Салтычиха существовала. И мать Ивана Тургенева безжалостно издевалась над своими крепостными. Но нельзя всех под одну гребенку стричь. Вот наш барин, любимый Афанасий Константинович…» И пошла рассказывать, сколько дед Сукова, его отец, да и он сам крепостным хорошего сделали. И школу построили, и всех грамоте обучили, и доктора к больному крестьянину сразу звали, и невестам приданое давали. Никогда никого из своих подневольных даже пальцем не тронули. Бабуля вспомнила, что в те далекие времена в армии служили двадцать пять лет, и от каждого села одному парню следовало отправиться в полк. Суковы всегда собирали народ, предлагали: «Сами там меж собой договоритесь, кто встанет под ружье. От себя обещаем денежную пенсию его родителям, помощь им всякую». Рассказала мне все бабуля, потом очень тихо спросила: «Последний-то наш барин, Афанасий Константинович, в революцию от большевиков не пострадал, жив остался. А почему? Его Елизавета спрятала у себя, красноармейцам наврала, что мужчина – родственник ей. Наши все правду знали, но молчали, не выдали барина. Как думаешь, о злом, жадном человеке так простые люди позаботятся?»

Бессмертная рассмеялась.

– Я была под сильным впечатлением. В учебнике написано, что все бояре были гадами, они народ угнетали. А баба Мотя другое рассказала. Ну, я и выступила на уроке с защитительной речью в адрес дворянства.

– Что потом случилось! – всплеснула руками Эмма. – С Матренки пионерский галстук сняли, припомнили, что у нее по женской линии одни ведьмы, значит, и она сама такая… Подруга моя сейчас что до вас донести пытается? Кое-кто из Яичного не просто помнил о том, что когда-то было крепостное право, а сам был крепостным. Мама Татьяны Константиновны, моей бабушки, была из таких крестьян. А баба Таня видела, как Николая Второго прогнали, прошла через Великую Отечественную войну, узнала про полет человека в космос, услышала, как незадолго до ее кончины рухнул коммунистический режим.

– Наши бабушки такое могли про односельчан рассказать! – продолжала смеяться Матрена. – А мы, внучки, под ногами крутились… Иван Павлович, не ерзайте, не думайте, что мы просто так, от ничегонеделания языки чешем. Доносим до вас, что мы многое узнали из бесед наших бабулечек. Да и с нами, когда подросли, они тоже делились. Сейчас расскажем, что знаем про Огоньковых.

– Отец у Пети был простым, не особо грамотным, – продолжила Эмма. – Звали его Алексеем, а маму Петра – Елизаветой. По соседству с ними через забор жили Никифор и Наталья Шмиллеры. Фамилия никак не русская, правда, Иван Павлович?

Я молча кивнул.