Гробница древних

– Для чего все это? – вздохнула я, поднимая руку Матери и сжимая ее. – Книги… Боги… Переплетчики… Зачем их здесь держать? Почему просто не дать миру все эти творения?

Ответ последовал не от Малатрисс, а от Седьмого. Я не ожидала, что он удостоит меня вниманием теперь, после того как был вынесен приговор, но яйцеподобная голова, венчавшая мягкое белое тельце, низко наклонилась, разглядывая меня с заинтересованной улыбкой.

– Она видит так много, но понимает так мало! Хаос, Дочь Деревьев. Потому что хаос. Люди шныряют повсюду. Они вздорят и ссорятся. Они воюют. Все это так интересно! И если это делают люди, почему бы и богам не заняться тем же самым? Это просто очередная игра, за которой можно наблюдать, еще одно состязание, которое интересно посмотреть.

Хаос и равновесие. Я возмущенно покачала головой. Многие злые и испорченные школьницы в свое время утверждали, что на самом деле там, наверху, никакого Бога нет и что все усилия смертных лишены смысла. Но услышать это от того, кто мог бы знать, как обстоят дела на самом деле…

– Значит, это все игра… – пробормотала я. – Вы создаете книги и этих богов, просто чтобы увидеть, кто победит?

Переплетчик посмотрел на меня с долей жалости, как на дурочку.

– Ну да.

– Игра. Игра! Мои друзья, люди пастуха, Отец, Мать – все мы сражаемся друг против друга просто ради вашего развлечения? – Внутренний голос велел мне остановиться. Голос внутри сказал, что больше ничего нельзя сделать, что я ничего не добьюсь, если погибну здесь. Я некоторое время помолчала, потом глубоко вздохнула и спросила: – А если я откажусь играть в эту отвратительную игру?

Переплетчик широко развел все свои свободные руки – около двадцати в общей сложности.

– Что станет делать просительница, когда покинет это место, сказать не могу. Но я буду наблюдать. – Тут Седьмой впервые улыбнулся, и эта улыбка потрясла меня до глубины души. – Я буду следить за ней с огромным интересом.

– Вы будете разочарованы, – сказала я.

Поскрипывание пера над нами прекратилось. Оно завершило переписывание книги. Все произошло так быстро. Но для этих потусторонних существ наша жизнь – наша игра, – вероятно, была легко поглощаемым развлечением. Наши человеческие жизни, несомненно, пролетали в мгновение ока, а вечные жизни таких, как пастух и мистер Морнингсайд, заслуживали чуть больше внимания. Нас нельзя убить, – как-то сказал Отец, – можно только заставить сдаться. Только… В отношении меня это уже не было правдой. Отец больше не оказывал ни малейшего влияния на мое сознание. Я заставила себя думать о пастухе и об Отце – и чувства, к счастью, были моими собственными.

Это было единственным положительным моментом в моей… утрате.

Я с трудом поднялась на ноги, глядя, как Седьмой вручает Малатрисс законченную книгу. Она с заметным благоговением приняла ее и положила в валявшийся на полу мешок, в котором я принесла сюда Белую книгу.

Подойдя снова ко мне, она подождала, пока я повернусь спиной, и надела лямки мне на плечи, на удивление осторожно обращаясь с моей сломанной правой рукой.

– Как ты заберешь ее отсюда? – насмешливо прошипела она мне на ухо, придвинувшись так близко, что я почувствовала, как бусины на ее ожерелье касаются моей здоровой руки. – У нас ничего не пропадает. Ты можешь оставить ее здесь, зная, что она займет свое место в мире в качестве будущей книги, страниц или новой легенды. Ты никогда не увидишь этого, но ее тело не пропадет зря. Ты можешь взять с собой ее дух, но не можешь забрать из Гробницы ее тело. У тебя просто не хватит сил.

– Посмотришь.

На этот раз книга не была тяжелой – наоборот, она была легкой. Думаю, только слова другого или других богов давили на несшего книгу человека. Мать все еще лежала перед Переплетчиком, и я отошла от Малатрисс, присела и сунула руку под мягкое одеяние из перьев. Меня не волновало, сколько усилий для этого потребуется: я была исполнена решимости забрать тело Матери с собой.

Малатрисс улыбнулась, когда я, кряхтя, выпрямилась, с трудом подняла Мать и снова подошла к ней.

– Она должна обрести покой, – заявила я.

Глаза львицы расширились, змея на ее шее отпрянула.

– Она и так обрела покой, малышка. В тебе.

– Как Отец? – заморгала я. – В меня были вложены ее разум и воля, не только ее дух?

– Я уверена, ты ее услышишь, – кивнула Малатрисс, – когда она будет готова заговорить с тобой.

Мать не заговорила, пока Малатрисс вела меня прочь от единственного источника света в Гробнице. Она молчала, когда Переплетчик снова устроился в своем гнезде и его тело и ноги исчезли в непроглядной тьме под высоким – возможно, бесконечно высоким – куполом. Когда-то мне снилось это место. Интересно, теперь, когда дух Матери живет во мне, приснится ли оно мне снова? Или после всего пережитого оно придет ко мне только в кошмаре?