Гробовщик

— Понимаешь, дорогой мой милиционер, существует кодекс чести, третейский суд и так далее. Братва нас не поймет, если мы распорядимся имуществом живого босса. Всеми уважаемого босса. Полтора года назад, когда мы с тобой цапались по этому поводу, все считали, что старик сгинул. Сегодня такой номер не пройдет. Старик, оказывается, жив-здоров. Да еще есть наследник…

— Какой наследник?! Дерьмо! — не сдержался Жигулин. Лицо босса покрылось багровыми пятнами, жирные губы дрожали, светлый ежик на голове взъерошился.

Скуластое лицо Окуня оставалось непроницаемым. Он отложил в сторону вилку и нож и тихим, ровным голосом сказал:

— Какое мне дело до того, родственник он старику или нет? Если бы твои люди не прозевали старика в Альпах — другое дело. А теперь лучше сидеть и помалкивать. Лось обязательно вернется. Вот увидишь.

— Никогда! — закричал круглолицый и прошипел в лицо собеседнику: — Тебе, рожа уркаганская, все мало! Все сразу хочешь! И слова твои — отговорка! Уж мне твои планы хорошо известны! Кинуть хочешь, сука, да?! Ну, кинь, кинь! Посмотрим, что от тебя останется!

Он двинул кулаком по столу, так что зазвенела пустая посуда, и, не проронив больше ни звука, вышел вон.

Окунь же спокойно принялся за десерт. Любил сладкое.

Жигулин этим вечером не поехал в клуб. Хорошо себя знал. Испорченное настроение ничем не поправишь. Свой шикарный автомобиль, который больше подходил для свадебной церемонии, чем для стареющего одинокого неврастеника, он направил в сторону проспекта Мира. Там, в доме бывшей партийной элиты, находилась одна из его квартир. Просторная, шестикомнатная хата, неуютная, всегда мрачноватая, окнами на запад и восток. Он мог бы по утрам встречать рассветы и предаваться грусти, созерцая закаты по вечерам, но бывший милиционер не был романтиком. Напротив, слыл человеком трезвого рассудка, грубым и приземленным. Он и на проспект Мира поехал, потому что это ближайшее от «Сэма» убежище. Все рассчитал. Ему необходимо было остаться одному. Успокоиться. Отвлечься. В таких случаях он обычно выжирал бутыль водки и всю ночь трахал какую-нибудь девицу по вызову. Любил совсем юных. Чтобы ни кожи, ни рожи. Называл их «лолитками», а они его «старым козлом». С возрастом обнаружились педофильские наклонности. Может, так извращенно давала о себе знать тоска по дочери?

Жена давно его бросила. Еще когда служил в органах. На него часто накатывало, особенно после ночных дежурств. Бил жену смертным боем. Едва потом доползала до ванной. Дочери (она тогда еще под стол пешком ходила) тоже иногда доставалось, если лезла под горячую руку (или ногу), чтобы защитить мамашу. Жена его боялась, а маленькая смотрела волчонком. «Не смотри так», — говорил ей страж порядка и доставал пистолет из кобуры. Жена бросалась грудью на дуло и вопила что есть мочи. А дочке хоть бы что, волчонок и есть. Вот тогда-то жена и решилась. Вернулся он однажды с дежурства, а дом пустой. Домочадцы его подались к родственникам на Алтай. От греха подальше. Он потом ездил к ним. Как раз из органов ушел (или правильней сказать, «его ушли»). Затосковал. Решил начать новую жизнь. Тем более денег теперь куры не клевали. Чем не жизнь? Да только все не так просто.

Ох и нищим ему показался этот Алтай. Он и раньше не отличался роскошью, а нынче совсем захирел. И как люди живут в таких местах? Не понятно. Впрочем, жизнь везде жизнь, какой бы худосочной она ни казалась. Примерно таким размышлениям предавался дорогой Жигулин, пока не доколесил до нужной станции. Встретили его неприветливо. На что, спрашивается, рассчитывал? Сколько лет прошло. Дочери уже тринадцать, совсем взрослая, а смотрит так же, волчонком. Только два слова и услышал от нее: «здрасьте» и «до свидания». От жены не больше толку. Все пряталась за широкими спинами родственников. Боялась, что бить будет. Дура! Так и вернулся несолоно хлебавши. И двух дней не пробыл на Алтае. Какая уж там охота, рыбалка! Все к чертям собачьим! А ведь он мог бы их осчастливить. Дать дочери образование не в каком-нибудь Бийске, а столичное или даже заграничное. Но мы, видите ли, гордые! Даже разговаривать с отцом не пожелали! Ни копейки не получит! Он лучше какой-нибудь шлюхе все отдаст!

Дом на проспекте Мира уже спал, когда он въехал во двор. Только светилось название кинотеатра, расположенного на первом этаже. Жигулин отпустил охрану: «Отдыхайте, ребята». Он тоже сейчас отдохнет на всю катушку.

Войдя в квартиру, первым делом заглянул в бар. Там все в порядке. «Распутин», «Смирнов», джин «Гордонс», виски «Грантс», французский коньяк. С такими запасами можно позволить себе неделю расслабухи. Но неделя это слишком. За неделю многое может произойти. И в холодильнике было чем поживиться. Буженина, балык, икра. Вот только пахло на кухне нехорошо. Видно, с прошлой гулянки никто не вынес помойное ведро. А кто должен был вынести? Ему не пристало. Шлюху послать на помойку? Такая услуга не входит в ее прейскурант. Надо было охранника попросить, но теперь уже поздно. Ладно, черт с ним, пусть воняет. Он прикрыл дверь на кухню.