Гробовщик

А вот момент стрельбы напрочь забыт! Зато припоминается девушка на полу, на красном ковре. Или это кровь? Нет — ковер. Крови он не помнит. Как и в детском сне, ни капли крови. И сам не испачкался. Наваждение.

Девушка лежала на ковре в спальне, а он осторожно поднялся с постели и на цыпочках вышел в прихожую. Он думал, что она спит? Не хотел будить? Однако и в бессознательном состоянии сообразил, что надо бежать.

«Я буду ждать тебя возле художественных мастерских».

Кто это сказал? Господи, кто, кроме отца, мог ждать его возле художественных мастерских?! Сон, явь, таблетки, бред сумасшедшего — все смешалось. А секретарша мертва.

От ее дома до художественных мастерских — минут сорок на автобусе, да еще с пересадкой. Как же он мог в таком состоянии… Его, наверно, принимали за пьяницу, как та старуха. Народ у нас сердобольный, так что помогли добраться по нужному адресу. Он ждал отца, а явился Гольдмах.

Как объяснить, что девушку обнаружили в прихожей, а не в спальне? Она еще какое-то время была жива и пыталась доползти до входной двери, чтобы позвать на помощь? Или…

Может, все-таки обошлось без его участия? И секретаршу прихлопнул кто-то другой? Как хотелось принять на веру эту спасительную версию!

Продвигаясь шаг за шагом в расследовании убийства, заглядывая в темные закоулки собственного подсознания, сверяя факты и скудные обрывки памяти, Балуев все больше убеждался, что это мог сделать только он и никто другой.

— Вот я и стал убийцей…

С Михаилом они встретились в «Сириусе». Там, где несколько дней тому назад познакомились. И так же, как тогда, Гольдмах сидел за стойкой бара и медленно напивался.

Бармен был услужлив и с улыбкой взбивал в шейкере все новые коктейли.

— А теперь «Огненный оргазм», — приказывал ему Миша. — И побольше текилы. Не скупись, сынок.

— Ты пьян? — удивился Геннадий, присев рядом.

— Немного есть, — улыбнулся Гольдмах. — Так принято. На посошок. Я прощаюсь с Родиной.

Последнюю фразу он произнес громко и, как показалось Балуеву, чересчур патетично. Геннадий Сергеевич с трудом узнавал своего нового приятеля.

— Так. Хватит с него! — бросил он бармену, и тот сразу перестал улыбаться.

— Что значит «хватит»? — возмутился Миша. — Я плачу свои деньги.

— Ты с ума сошел! Кто поведет машину?

— А-а! — махнул рукой Гольдмах. — Не срите мне в голову, господа! — обратился он неизвестно к кому.

— Ваш коктейль, — объявил бармен, поставив перед ним высокий стакан с огненно-оранжевой жидкостью.

— Постой! — Балуев схватил Михаила за руку. — Нам надо ехать.

— Счас выпью. Пойду умоюсь. И поедем.

— Нет, так дело не пойдет. — Гена развернул Гольдмаха лицом к себе и твердо заявил: — Тебе хватит, дружок.

— Я плачу свои деньги, — повторил тот, прищурив оба глаза. И вдруг схватил Балуева за грудки, резко дернул на себя и прошептал ему на ухо неожиданно трезвым голосом: «За нами следят. Будь повнимательней». После чего отпустил, засмеялся, подмигнул бармену и принялся за коктейль.

— Ладно, черт с тобой, — сдался Геннадий и попросил бармена: — Налей минералки.

Позже, в туалете бара, они объяснились.

— Я был сегодня в своем ресторане. Там обнаружил «хвост». Это свои. Скорее всего, люди Жигулина. Босс хочет убедиться в исполнении моего обещания сделать ноги. После ресторана я поехал в турбюро. Для вида, разумеется. Просидел там около часа. Потрепался с хорошенькой девушкой. Узнал, что на Кипр есть только утренний рейс. Потом позвонил Окуню, сказал, что купил путевку, назвал самолет. Он пожелал мне мягкой посадки. Думаю, поверил. Эти сволочи так и таскались за мной. Пришлось их везти сюда. Один сидел за стойкой, по правую руку от меня, и слушал наш разговор. Двое других заказали столик. Что скажешь?

— Ты здорово меня разыграл. Как тебе удалось столько выпить и остаться трезвым?

— Все дело в коктейле. Нет ничего лучше для конспирации. — Миша говорил тихо, скороговоркой, но при этом не упустил возможности прихвастнуть. — Я сразу договорился с барменом: ни капли спиртного, а плачу по прейскуранту. Парню это понравилось.

— Молодец! — похвалил Геннадий. — А теперь слушай меня. Я рассказал о тебе шефу. И мы кое-что придумали. Сегодня ты улетишь в Москву. Поживешь пока на конспиративной квартире Мишкольца. Он прикупил ее на всякий пожарный, но еще ни разу не пользовался. Ты, разумеется, должен хранить в тайне этот адрес. Поживешь недельку в Москве, получишь приглашение из Англии от моего старого друга. Оформишь визу на несколько месяцев, и гуд-бай, Россия. О’кей?

— А дальше?

— Дальше видно будет. Может, вернешься назад, а может…

— Назад? По-твоему, это реально?

— Почему нет? Все в этом мире относительно, Михаил. — Балуев по-отечески похлопал его по плечу. — Глядишь, через месяц-другой никто и не вспомнит про Окуня с Жигулиным, а их косточки будут покоиться в сырой земле.

— Это что, пророчество?

— Вроде того.

— И все-таки плохо, что нас засветили вместе, — посетовал Гольдмах.