Гробовщик

Завернув за угол дома, Балуев бросился к автостраде и стал голосовать. Машины пролетали мимо, а он затылком чувствовал опасность. Наконец, какая-то «Лада» притормозила, и он влез на переднее сиденье, назвав первое, что пришло на ум:

— Улица Военная, 5а.

Зачем ему понадобилось заводское общежитие, где прошли ранние и далеко не лучшие годы его жизни?

Всю дорогу он нервничал и поглядывал в зеркальце заднего обзора. Никто за ним не гнался. Информацию старухи не приняли всерьез? Или не успели заметить машину, в которую он сел? Лучше первое, чем второе. Но скорее всего решили, что он приехал на своей машине и поставил ее с торца дома (там платная стоянка), а на автостраду не обратили внимания. В таком состоянии он не мог как следует обдумать происшедшее. В мозгу всплывали картины одна страшнее другой, осознать реальность которых было невозможно.

Геннадий встряхнулся. Зачем выплыл сон из безмятежного детства? Какое он имеет отношение к сегодняшней реальности и к бегству от дотошных старух? Что-то внутри подсказывало: имеет. Во сне он стрелял из пистолета. Нет, это, кажется, был допотопный, времен гражданской войны, револьвер. Плоский, жестяной. Кто-то подарил ему такую уродливую игрушку. Но во сне она стреляла по-настоящему. И убивала. А сейчас в боковом кармане пальто у него лежит не игрушечный «Макаров». И что с того? На этом совпадения кончаются?

«Подержи клиента еще сутки», — гласила телеграмма. Значит, в планы Тимофеева не входило его досрочное освобождение. Как же ему удалось выбраться? Кто убил секретаршу? Он выбрался вечером, а она погибла ночью (если верить вездесущим старухам). Зачем же она его выпустила? Кончилось это гребаное средство, которым пичкали его почти трое суток? Или сжалилась над несчастным? И тогда явился некто и покарал сердобольную женщину? А телеграмма?

Все путалось в голове. И вдруг мгновенно прояснилось. От внезапного озарения кровь прилила к вискам.

— Останови! — крикнул он шоферу, хотя до улицы его детства оставалось еще приличное расстояние.

Быстро расплатился и вылез на свежий воздух. Вдохнул полной грудью, словно до этого год провел в подземелье.

Он вбежал в подъезд первого попавшегося дома и поднялся на верхний этаж. Достал из кармана пистолет. Вынул обойму. Не хватало двух патронов.

Опустился на ступеньки. Дурнота подступила к горлу. Прошиб пот. Первая мысль: «Он воспользовался моим пистолетом!» Мысль спасительная, но обманчивая. Обманывать себя можно долгие годы. Что же на самом деле произошло?

5

На самом деле был сон. Старый навязчивый, как «чижик-пыжик». Кто-то без конца тыкал одним пальцем в клавиши, хотя пианино в крошечной общежитской комнатенке вряд ли бы поместилось. Там едва размещалась кровать родителей и его раскладушка с трухлявым матрацем. На ней раньше спала сестра.

Во сне все было как обычно. Родители — на кровати, он — на раскладушке. Под подушкой, как водится, — боевой револьвер. Он закрывает глаза и слышит голос отца, немного сипловатый. «Он спит, — говорит отец, — значит, можно»… Тут же раздается смех. Они смеются над ним! Но почему? Наверно, одеяло сползло на пол и он лежит абсолютно голый? Как стыдно! Но самое страшное, он не узнает мамин голос. Над ним смеется не мама, а какая-то чужая тетка! Чужая тетка в их комнате, на маминой кровати! Ему кажется, он уже где-то слышал этот смех. Ну, конечно, так смеется нянечка в яслях, когда он делает фонтанчик. Она осторожно берет его на руки и несет подмываться. Какие у нее мягкие, нежные руки! Ради этих прикосновений он каждый раз и устраивает фонтанчик. Нянечка никогда не ругается.

Так, значит, она, его любимая нянечка, теперь в постели с отцом! Незнакомое чувство сдавило грудь. Из глаз покатились слезы. А они всё смеются и смеются над ним. И тогда он вспоминает о револьвере под подушкой.

Выстрелы раздаются один за другим. Четко, отрывисто. Много выстрелов. «Чи-жик-пы-жик-где-ты-был? На-Фон-тан-ке-вод-ку-пил». Смех прекращается.

Лицо отца становится суровым. Сейчас сорвется и накричит на него. Но вместо этого отец исчезает. Испаряется. Совсем. А рядом с отцом оказывается не нянечка, а мама. Она только смеялась нянечкиным голосом. Мама тоже исчезает. Что же он наделал! Один на раскладушке, с револьвером. А вверху горит оранжевый абажур.

Сон про то, как он убил папу с мамой, часто повторялся в детстве. В такие ночи Гена плакал, кричал, звал на помощь. Потом все забылось. И вот через столько лет под воздействием каких-то таблеток сон повторился. Он снова стрелял в отца и в ту, что лежала рядом. На этот раз у него был не игрушечный револьвер. И насмешница оказалась из плоти и крови.

Как же ему удалось добраться до пистолета? Ведь он держал оружие в кармане пальто, а не под подушкой.

Память выдавала только картинки, остановившиеся кадры из того времени, когда он пребывал под воздействием таблеток. Сейчас он отчетливо увидел теннисный корт и волейбольную площадку. Он смотрит сверху. Из окна. И они освещены прожекторами. Значит, вечер или ночь. Значит, он вставал, подходил к окну. Значит, мог взять пистолет.