Гробовщик

Ввели подследственного. Высокий, крепкий парень. Лицом, правда, не вышел, но мог бы, как все законопослушные граждане, участвовать в строительстве коммунизма. В труде — красота! Этот же и дня не работал. Охота ему мотаться по лагерям!

— Присаживайся, Жора. В ногах правды нет.

— А правды вообще нет, гражданин начальник. — Блондин воспользовался приглашением, сел на табурет и, закинув ногу на ногу, принял аристократическую позу.

— Кури, Жора. — Следователь придвинул пачку «Казбека».

— Предпочитаю американские, — подследственный брезгливо, мизинцем отодвинул папиросы.

— Американские тебе Гольдмах возил из-за границы?

— Я не понимаю, гражданин начальник, когда мы успели перейти на «ты»? На брудершафт вроде не пили.

— Не паясничайте, Лосев!

— Георгий Михайлович, — подсказал Блондин.

— Отвечайте на вопросы, Георгий Михайлович!

— Вы о чем-то меня спросили?

Следователь держался железно, не выходил из себя, не орал, не брызгал слюной, как некоторые его коллеги, только слова произносил резко, отчетливо, выделяя главное.

— Я спросил про Гольдмаха Исаака Ильича.

— Кто это? Первый раз слышу.

— Неужели? Вы не очень-то маскировали свои отношения со скрипачом. Это он привозил вам валюту? Нет смысла отпираться, Георгий Михайлович! — Имя-отчество Блондина следователь выделял с издевкой.

— Я не знаю никакого скрипача! — стоял на своем Жора. — И вообще ненавижу музыку!

— Замечательно. — Следователь выдвинул ящик стола и достал оттуда исписанные листки бумаги. — Вот показания свидетелей, ваших соседей по коммуналке. Представьте себе, они любят музыку и даже иногда ходят на концерты. Во всяком случае, Гольдмаха знали прекрасно.

Слово «знали» резануло ухо.

— Устройте нам очную ставку, — уже не таким уверенным голосом предложил Блондин.

— Увы, дорогой Георгий Михайлович, это не смог бы сделать даже Господь Бог, если бы он на самом деле существовал. Вчера утром на улице Первомайской, в двадцати шагах от собственного дома, был обнаружен труп вашего друга.

— Врете, — не поверил Жора.

— Зачем мне врать?

— Он известный музыкант. Его не могли убить.

Следователь видел, что с парнем творится неладное, лицо побледнело, руки задрожали. Ему не удалась роль несгибаемого аристократа. И чтобы совсем выбить из-под ног преступника твердую почву, следователь произнес ледяным тоном:

— Вашему другу проткнули вязальной спицей желчный пузырь. Точно так же, как вашей подруге. Почерк один и тот же. И это очень подозрительно. Не действовал ли убийца по вашей подсказке, чтобы убрать ненужных свидетелей?

Блондин неожиданно застонал, схватился за живот, упал на колени и уткнулся головой в пол.

— Суки! — шептал он. — Они мне за все ответят!

— Встаньте, Лосев! Нечего тут разыгрывать!..

— У меня гастрит, начальник! — простонал Жора. — Я не разыгрываю… Ицик, прости! — закричал он вдруг и разрыдался, совсем как пацан, впервые угодивший за решетку.

На крик вбежал охранник.

— Выйди! — приказал ему следователь. — И позови доктора. Скажи, приступ гастрита.

Через полчаса Блондин снова сидел на табурете. Приступ утихал. Доктор щупал больному пульс.

— Вот что, Жора, — обратился к нему следователь, — я вижу, ты не дурак. И мучения твои мне отчасти понятны. Я тоже потерял друга. Правда, на фронте. Советую выложить все начистоту, не обеляя скрипача. Ему уже все равно. И про других не забудь. Ведь кому-то ты сбывал валюту, так?

— За кого вы меня держите, гражданин начальник?

— Зря гы так, Жора. Зря. Я ведь не зверь какой. Я тоже могу для тебя кое-что сделать. Например, отправить тебя на зону без «голубой» статьи. Со мной можно договориться, поверь.

Блондин закинул ногу на ногу, но по-прежнему держался за живот, согнувшись в три погибели.

— Дайте папироску, — попросил он. Слезы уже высохли на его стального цвета глазах. А может, и не было никаких слез?

Балуев просидел на кухне до рассвета, вчитываясь в материалы старого дела, неизвестно как добытого Кулибиной из архива, без конца варил себе кофе и курил, так что к утру не осталось ни одной сигареты и пришлось одалживаться Светкиными, с ментолом.

Еще накануне его посетила догадка насчет заказчика сыновей Карпиди. Тимофеев послал телеграмму из Одессы. С Одессой был связан Лось. Связан очень тесно, родственными узами. В свое время он женился на дочери одного из местных авторитетов. Как оказалось, старик не канул в Лету, а довольно четко контролировал обстановку в своей бывшей организации. Он безошибочно угадал с внедрением Гольдмаха-младшего, иначе произошел бы раскол. Но Тимофеев мог случайно оказаться в Одессе. Кто знает, какие у него связи? На Лося же указывал еще один факт. Старый босс, прослывший миротворцем, всегда относился с уважением к другому миротворцу, Мишкольцу. Подслушанный в доме киллера разговор между Тимофеевым и костюмером Степанычем, из которого следовало, что заказчик уважает также и помощника Мишкольца, не давал Балуеву покоя все последние дни. Теперь сомнений не было. Все сходится на Лосе.

Гена приоткрыл форточку, чтобы проветрить кухню. Хотелось избавиться от дыма и отвлечься от тягостных мыслей.