Гробовщик

«Господи, за что сажали в былые времена, — сказал он себе, — махинации с валютой, гомосексуализм. Даже не верится! Сейчас по «голубой» статье можно было бы отправить за решетку всю нашу эстраду!»

Жора Блондин за валюту получил восемь лет и отсидел их от звонка до звонка. И это был уже третий его срок. В зоне его произвели в авторитеты. Блондин исчез, появился Лось. Жестокий, но справедливый, миротворец, заступник, отец родной. В криминальном мире города вечный антипод Гробовщика. И вот этот антипод, заступник и миролюбец, на склоне лет выходит на тропу войны. Это не укладывалось в голове, потому что Геннадий всегда относился к Лосю с симпатией.

Что побудило его к мести через три с половиной десятилетия после гибели скрипача? Минула целая эпоха, да и не одна! Где он был раньше?

Балуев мог только догадываться, но версия, которую он сам для себя выстроил, выглядела убедительно.

В семьдесят втором году, когда Лось вернулся с зоны, Поликарп, по-видимому, отсиживал свой второй срок. Первый был совсем короткий, за мелкое хулиганство. Если бы он получил за все, что совершил! Но так, наверно, не бывает.

Они потом еще отсидели по одному разу, и, возможно, опять их дорожки разбежались в разные стороны. И уже в восьмидесятых, когда оба считались первыми среди воров, и потом, когда начался раздел территорий, Лось, слывший миротворцем, ничего не мог предпринять, иначе бы подорвал свой авторитет, а для вора старой закалки это очень важно.

Итак, Георгий Михайлович, бывший Жора Блондин, начал разрабатывать план мести, уже отойдя от дел, оказавшись в Центральной Европе. Кроме всего прочего, им руководила обида. Он сошел со сцены, а Поликарп остался. И сошел он, благодаря хитромудрому греку, накануне выборов мэра. Да, нынешний мэр, ставленник Карпиди, всегда относился с предубеждением к его организации. Он видел в Лосе силу, которая может ему противостоять. Именно мэр полтора года назад начал раскалывать его организацию, вести переговоры с преданными старому боссу людьми, нащупывать ходы-лазейки. Тогда-то и почувствовал «отец родной», что для борьбы возраст уже не тот, и в каждом друге стал видеть врага. Так жить невозможно. Счет уже шел на часы и минуты. И он ушел. Думал, что навсегда. Оказывается, взял таймаут.

«И мне пора взять тайм-аут», — подумал Балуев, прикрывая форточку.

8

Первые дни апреля выдались необычайно теплыми. Хрестоматийно журчали ручьи. Голубоглазые грачи попрошайничали не хуже голубей. Ни грачи, ни голуби, ни даже вездесущие вороны не знали о банкете в загородном доме мэра, а там было чем поживиться.

Сам дом представлял из себя грандиозное сооружение из кирпича, стекла и мрамора. Доставшаяся по должности казенная дача председателя райисполкома Овчинникова была переоборудована в настоящий дворец с экзотической оранжереей. Мэр слыл страстным и ненасытным собирателем дикой фауны и флоры. Говорят, у него даже водились африканские страусы, не говоря уже о банальных мартышках. Зато местный зоопарк год от года хирел.

А неподалеку от дома возрождался монастырь, и мэр проявлял заботу о монахах не меньше, чем о мартышках. По воскресеньям обязательно наведывался к заутрене, чтобы выслушать чаяния настоятеля и опрокинуть с ним по чарке. Они сблизились этой зимой, когда из-за аварии монастырь не отапливался целый месяц, монахи чихали и кашляли, а иконы потрескались от холода. Мэр чуть ли не переквалифицировался в кочегары, до такой степени горел душой. При этом в его оранжерее по-прежнему царил земной рай, не сдохла ни одна мартышка. Правда, захворал африканский страус, но быстро пошел на поправку, чего нельзя сказать о многих братьях во Христе, до сих пор не оправившихся от недуга. Воистину, пути Господни неисповедимы.

Сегодня все пути вели в загородный дом мэра.

Светлана специально для банкета сшила новое платье и купила к нему сапфировый гарнитур. Она не любила все эти крутые тусовки, когда женщины уподобляются новогодним елкам, но предстоящему мероприятию придавала огромное значение. Геннадий смотрел на ее приготовления с усмешкой. Он предпочитал отправиться к мэру в своем рыжем свитере.

— Являться на банкеты в свитере — не твоя привилегия, — заметила Света.

Пришлось брать напрокат смокинг и все остальное.

Последний мазок помады перед венецианским зеркалом, и дама в сапфирах и платине готова явиться на бал.

— Не верится.

— Во что тебе не верится, Светка?

— Лет десять назад вот так же я с мужем собиралась на ночное шоу, и тогда у меня не нашлось ни одной пары целых колготок. — От нахлынувших воспоминаний она даже присела на пуфик и достала пачку сигарет. — Андрей умер в страшной нищете. Представляешь, если бы мы не разбежались?

— Жили бы в нищете, — спокойно рассуждал Балуев, — как живут миллионы наших сограждан. Во всяком случае, Андрей бы не погиб.

— Не говори так! Он сам виноват. Я пыталась его спасти. В чем ты меня упрекаешь? Кто же знал, что он так кончит?

— Поедем, а?

— Еще минуту! — Она сделала глубокую затяжку, выдохнула дым и тихо спросила: — Как ты думаешь, может все обратиться вспять? Я имею в виду нищету…