Сегодня она не гнала, как обычно. Желание попасть на банкет целой и невредимой перебороло в ней страсть к лихачеству. Да еще начатый перед зеркалом разговор не давал покоя. Чтобы нарушить тягостное молчание, Светлана включила магнитофон.
— Все удобно расселись? — спросил приятный голос по-английски. — Хорошо. Тогда начнем! — Ударили барабаны, заскулила соло-гитара.
— Что это? — удивился Гена.
— Группа «Слейд». Наш школьный гимн. Я всегда его слушаю, когда взгрустнется. Забавная песенка о том, как мама жарила на кухне цыплят и готовила к жизни маленького Джека. Она ему всегда говорила: «Ешь за общим столом!» Но как-то в четверг Джеку вздумалось убежать из дому. «Трахал я ваш общий стол!» И когда Джек остался один, его уже наставляла не мама, а сама жизнь. «Мама объяснила тебе плотскую любовь и тайны мира! Объяснила все просто, как дважды два… Ты больше так не можешь! Тебя нае… прежде, чем ты родился», — перевела она припев песни.
— Серьезные ребята, — оценил Балуев.
— Поучительная песенка, правда? «Ешь за общим столом!» Лучше не скажешь.
Геннадий промолчал. Разве эта фраза не относилась к нему? Ведь это он тот самый Джек. Вот только решится ли он сказать всем: «Трахал я ваш общий стол!»? Он едет к мэру, чтобы подтвердить обратное: «Я — ваш! Я — целиком и полностью ваш! Я буду есть за общим столом!»
Пока малолитражка «пежо» не торопясь пересекала главные магистрали города, более продвинутые автомобили спешили к праздничному столу.
Первым достиг цели кортеж Поликарпа, состоящий, как обычно, из двух черных «шевроле». Никого из своих людей на банкет он не взял. Только сожительницу, оперную певичку («Надо же твои бриллианты хоть раз в год проветрить, а то моль побьет!»), и еще охрану, вооруженную до зубов.
Выкатившись из машины, Анастас Гавриилович шлепнул по толстому заду свою спутницу, так что та взвизгнула поросенком, и наказал ей:
— Попросят спеть, не ломайся. Здесь — не твои циркачи. Люди солидные.
С яснолицым мэром Гробовщик трижды облобызался и, прослезившись, молвил:
— Нет больше моих соколиков, голуба. Прибрал Господь…
Он был одет просто: черный костюм и черная рубаха с расстегнутым воротом, без галстука. Траур по сыновьям.
Другой кортеж прибыл прямо из клуба «Большие надежды». Лось и двенадцать преданных ему соратников. Здесь был и судья Неведомский, и пожилой астматик-бизнесмен, и его молодой компаньон. Старый босс постеснялся надеть дырявый свитер, ведь мэр и так его недолюбливал, а это только удвоило бы его нелюбовь. «Конфронтация нам ни к чему!» — решил Георгий Михайлович и вырядился в белый фрак. И вообще во все белое, как истинный миротворец.
Однако особых лобзаний с мэром не вышло. Яснолицый протянул руку и произнес:
— Рад видеть. — А потом не удержался и подпустил шпильку: — Вы прямо как птица Феникс, восстали из пепла…
— Кое-кто посыпал тем пеплом главу, — философски заметил Лось.
— А где же ваша супруга? — сменил тему яснолицый.
— Старухе что-то нездоровится. Акклиматизация.
Он не стал вдаваться в подробности, хотя мог бы рассказать, что его верная подруга терпеть не может этот город, и что много раз она уговаривала его отойти от дел, уехать за границу, и когда наконец добилась своего, когда патриархальная жизнь в альпийском домике казалась последней ступенькой перед входом в рай, все неожиданно вернулось на круги своя. Сразу по возвращении старуха слегла. За неделю высохла так, будто кто-то невидимый выпил из нее все жизненные соки. Два часа назад, когда Георгий Михайлович предстал перед ней во всем белом, она воскликнула: «Я думала, ангел спустился с небес! Да еще похожий на тебя!» Врожденная ирония не покидала ее и на смертном одре.
Следом за молодцами из «Больших надежд» приехала особа, подающая еще большие надежды. Серебристый «крайслер» телеведущей Анжелики Артющен-ко вылетел из-за поворота на бешеной скорости и притормозил с визгом. Никто не знал, чьи интересы здесь представляет теледива, но знали точно, что она без пяти минут генеральный директор телевидения.
Она приехала без сопровождения, в твидовом брючном костюме, отороченном горностаем. Украшения были подобраны безукоризненно, жемчуга и агаты.
Яснолицый немедля приложился к ее тонкой ручке и расцвел, как ландыш по весне, расточая свои дежурные комплименты.
— Я польщена. приглашением, — с улыбкой ответила она и вошла в дом.
А мэру еще долго не давала покоя ее серебристая машина у ворот. Время от времени он посматривал на нее, и ему мерещилось, что в темном салоне кто-то сидит. Впрочем, он быстро избавился от нежелательных галлюцинаций и с еще большим усердием стал встречать новых гостей.