Гробовщик

— Везунчик ты, Генка! Вот и все! Но мне теперь тоже грех жаловаться! Вон, выгляни в окно! Вторая от входа — моя красавица! «Ауди», последняя модель! Твою старушку «рено» я загнал и шофера уволил. На фига он мне? Не обижаешься?

— Во-первых, «рено» не была старушкой. Я купил ее в девяносто четвертом, еще не объезженную. А во-вторых, она принадлежала не мне, а фирме. — Геннадий подчеркнул последнее слово.

Охлопков опустил голову.

— А ты, значит, свою красавицу приобрел на деньги фирмы?

— Я советовался с Володей. Он разрешил. Зато урезали лишнюю ставку.

— Ой, Данька! Если узнаю, что воруешь, не сносить тебе головы! Полетишь с пика Победы вверх тормашками!

— Что я — сам себе враг? Хочешь, возьми мою машину, — она твоя!

— У меня нет водительских прав, — признался Гена.

— Совсем отстал от жизни, Геннадий Сергеич!

— У тебя сейчас обед?

— Ну, вроде того.

— Подвези-ка меня в «Сириус», — попросил Балуев.

«Пусть нас видят вместе», — подумал он.

Ночной бар только открылся, и посетителей еще не было. Охлопков сказал, что обедает в другом месте и не хочет изменять правилам.

— Не забудь, о чем я просил, — напомнил на прощание Геннадий.

— Будь спок! Потормошу кое-кого!

На том и распрощались. Новенькая, сверкающая «ауди» так и рванула с места, будто собиралась взлететь.

Он сдал в гардероб пальто и пакет с видеокассетами. Потоптался возле зеркала. Обратил внимание, что через стеклянные двери бара просматривается вся площадка перед крыльцом. Сегодня она пустовала, а вчера вечером здесь стояло пять или шесть автомобилей.

— Эй, парень! — обратился он к гардеробщику, долговязому молодому человеку, с девичьим лицом и серьгой в ухе. — Вчера вечером ты работал?

— Ну, я. — На лице парня отобразился испуг. Его уже поставили в известность, кто этот серьезный дяденька в ярко-рыжем свитере, раньше не баловавший «Сириус» своим посещением, а теперь зачастивший сюда, как на работу.

— Актрису вчера видел?

— Какую актрису? — не понял гардеробщик.

Балуев описал внешность Веры. Вампирша была слишком яркой персоной, чтобы ее не заметить. И парень тут же вспомнил эту женщину.

— Мне надо знать, на чем она приехала?

— Я никогда не слежу… — начал было тот.

— Напряги мозги! — не давал ему опомниться Гена. — Это очень важно не только для меня, но и для тебя.

Последнее сильно взволновало парня, и он, может, впервые в жизни задумался.

— Я тебе помогу. Может, она притопала с троллейбусной остановки?

— Нет. Ее привезли, это точно!

— Машина осталась на площадке или сразу уехала?

— По-моему, сразу уехала.

— А человека, передавшего для меня записку, ты помнишь?

— Да, он приехал на белой «девятке».

— Не он подвез актрису?

— Нет, он появился позже.

— Ладно, тогда не стоит напрягаться, — разочарованно махнул рукой Геннадий.

«Слишком просто ты все придумал, — сказал он себе. — Так не бывает».

— Вспомнил! — крикнул ему вдогонку гардеробщик. — Вспомнил! Она приехала на джипе. Точно! Такие были у немцев во время войны! Я в старых фильмах видел!

— «Виллис»? — подсказал Балуев.

— Да-да, только современный!

«Неплохо, — размышлял Гена, усевшись за стойку бара. — Джип «рэнглер», похожий на «виллис». В такую же машину сел в аэропорту Христофор Карпиди. Вполне возможно совпадение. И все же надо иметь это в виду».

Бармен, коренастый парень в белой рубахе и пестрых подтяжках, сделал по его заказу коктейль с джином.

— Вами тут интересовались, — между прочим произнес он.

Заиграла музыка. Что-то авангардное, французское. Надрывный женский голос.

— Когда?

— Вчера, после вашего ухода.

Краем уха Гена уловил, что женщина пришла на прием к доктору и просит сделать аборт.

— Кто это был?

— Один молодой человек. Вы его, наверно, не заметили? Он сидел за тем столиком, в углу. Вы как раз к нему были спиной.

— Ты его раньше видел?

— Пару раз точно. Он всегда один. По внешнему виду не из крутых. Возраст примерно мой. Невысок. Одет просто — джинсы, пуловер. Да, еще носит длинный шарф. Так раньше одевались художники.

— О чем спрашивал?

— Он мне задал очень странный вопрос. Правда ли, что вы искусствовед?

Доктор в песне ничего не понимал, он привык копаться в телах, а женщина просила удалить плод из ее души.

— Кто это поет?

— Гёш Пати. Так вы не знаете этого человека?

Геннадий покачал головой и залпом допил коктейль.

«Кто-то из нас рехнулся! Он решил следить за мной? И расспрашивать обо мне барменов? Что ему надо? Чтобы я убрался из города? Они что, все сговорились? Я уехал! Я тут больше не живу! Что еще надо?»

Бармен вышел. Геннадий огляделся по сторонам. Полутемный, пустой зал, с каменными людьми между столиками, пугал. Он напряг зрение, всмотрелся в тот угол, который указал бармен. Там стояла кадка с фикусом, и, как он ни силился, человека с длинным шарфом, обмотанным вокруг шеи, разглядеть не мог.

В двенадцать лет, после того случая с пивом, Гена задумал убить отца. Он ненавидел и презирал его. Он не понимал, как человек может быть до такой степени слабовольным. Люди слабые Гену не интересовали. Он тянулся к сильным.