— Вернемся к нашим гробам, — возвратил его с призрачного Парнаса в вестибюль психлечебницы Геннадий. — Как вас запугивал костюмер? Угрожал?
— Он угрожал фильму!
— Как это?
— Он говорил, что у него очень влиятельные друзья, которые могут погубить весь проект!
— И вы ему верили?
— А как не верить, если сам Тимофеев его боялся! И советовал слушаться!
— Вы хотите сказать, что костюмер фактически руководил съемками?
Режиссер опустил голову. Признание собственной несостоятельности давалось ему с трудом.
— Иногда бывало и такое, — пробурчал он себе под нос.
— И случай с гробом наглядный тому пример.
— Да. Из-за него нам пришлось на целые сутки задержать съемку эпизода. Фиолетового гроба не было в реквизите. Мы ждали, пока его изготовят.
— На киностудии?
— Где же еще?
— Вы точно знаете, что гроб привезли с киностудии?
— Не знаю, — засомневался режиссер. — Я теперь ничего не знаю!
— И костюмер упрятал вас сюда?
— Нет, директор картины. Он сказал, что так будет лучше, пока идет следствие, что у него тут знакомые. И как только следствие завершится, меня выпишут, а иначе я буду под подозрением. Но сколько же это может продолжаться? Я хочу на свободу! Домой, к маме! — Больной расплакался как ребенок. — А он все твердит — следствие не закончено, потерпи…
— Кто твердит? Костюмер?
— Да нет же! Директор!
— И давно вы его видели? — усмехнулся Балуев.
— Вчера… Он приходил с передачей.
«Бредит или говорит правду? — засомневался Геннадий. — Черт его разберет!»
— Он что, вернулся из эмиграции?
— Из какой эмиграции? — Режиссер явно усомнился в душевном состоянии посетителя. — Он навещает меня раз в две недели, регулярно.
Они так увлеклись разговором, что совсем упустили из виду медбрата-надзирателя, а тот между тем не дремал. Балуев перехватил его любопытный взгляд.
«Подслушивает, сука! Похоже, здесь отлаженная система!»
— Мне пора, — подал он на прощание руку режиссеру. — Надеюсь в следующий раз увидеть вас на свободе.
— Помогите! Прошу вас! Мне больше не к кому обратиться! — взмолился сумасшедший.
Гена дошел до двери, когда услышал за спиной: «Будь осторожен!»
Резко обернулся. Вестибюль почти опустел. Режиссер ушел к себе в палату. И поблизости никого не было.
Он бросил взгляд на витражи, на гипсовый бюст под пальмой. Впервые он увидел все это в шесть лет. Мама сняла с него колючую шаль и вязаную шапочку. Вспотевшие волосы кудряшками прилипли ко лбу. Отец вышел к ним в рубахе, выпачканной краской, счастливый, улыбающийся.
Дух отца витал и поныне в этом сумасшедшем вестибюле.
И отец предупреждал об опасности.
К вечеру ударил мороз. Геннадий спешил по проселочной дороге к шоссе, надеясь поймать там попутку.
Его обогнал старенький, неприметный «москвич» и вдруг затормозил.
— Не желаете прокатиться до города, Геннадий Сергеевич?
Из машины вышли двое парней. Их лица показались ему знакомыми.
— Вам, наверно, трудно без охраны?
— А тем более без машины?
В их заготовленных фразах он не почувствовал иронии. Парни не ухмылялись, а лишь выказывали сочувствие.
— Высадим, где пожелаете.
Он узнал их почти сразу.
«Ловко они нас со Светкой обвели вокруг пальца. Сменили «кишку» на «трахому»! Невероятно! Цирковой трюк! — оценил Балуев. — А Светка, как всегда, не обратила внимания, хотя ребятки «пасли» нас от самого кладбища!»
— И какой монетой прикажете платить за вашу доброту?
Парни, как по команде, изобразили улыбки на каменных лицах, словно доказывая, что юмор они понимают.
— Монета обыкновенная, — заявил один из них. — Беседа на заданную тему.
— Что ж, побеседуем, — согласился Геннадий и сел в машину.
«Люди Поликарпа, как правило, ребята суровые, — давал он сам себе энциклопедическую справку, — это или уголовники, или бывшие менты. Выколачивают нужные сведения любыми методами. Но в данный момент они мои союзники (докатился!). И эксцессы не желательны обеим сторонам! Да и рожи у них вроде не похабные!»
Они поехали не слишком быстро, видно, надеялись на продолжительную беседу.
— С чего начнем? — хорохорился Балуев.
Беседу начал тот, что сидел рядом, на заднем сиденье. Геннадий разглядел его получше. Острый, с горбинкой нос, глубоко посаженные глаза, шрам на шее, под самым ухом.
— Как вам показался город? Вас давно не было видно.
— Может спросите, какая погода на Карибах? Там тепло. Местами жарко.
— На Карибах мы как-нибудь обойдемся без вас! — сорвался тот, что за рулем.
— Я должен предупредить, что хамства не переношу. — Балуев отвернулся к окну и принялся насвистывать «В буднях великих строек…».
Беседа зашла в тупик.
— Извините, — пробурчал рулевой «трахомы».
— Ничего. Бывает, — простил его Геннадий Сергеевич.
— Ваша теперешняя миссия нам кажется необычной, — перешел в наступление обладатель шрама на шее.
— Какая миссия?
— Не притворяйтесь. Нам известно, что вы заняты поиском убийцы Христофора Карпиди.
«Я предупреждал эту идиотку! Расхлебывать кашу приходится мне одному!»
— Мы хотим знать, для кого ведется расследование? Для Мишкольца? Для Кулибиной? Или есть еще третье лицо?
«Они знают о моем вчерашнем визите к Шалуну! Значит, слежка началась не с кладбища! Вот попался!»