Гробовщик. Дилогия (СИ)

– Это ты про Дятлова с Кировым? – Краб снова сплюнул. Слюна вперемешку с кровью зашипела на углях. – Какие же это хозяева? Это – шакалы. Таскают крохи со стола, да ещё и чужими руками.

– И какое словечко ты хочешь, чтобы я за тебя замолвил? – спросил я уже серьёзно.

– Смерти лёгкой прошу, – сказал Краб. – Выжить тут нам всё равно никто не даст. Если в Зоне не загнёмся, снаружи кокнут, как ненужных свидетелей. Так что если всё равно уж подыхать, то хотелось бы чтоб сразу. Чтоб не в соплях и дерьме собственном. Не воя, глаза выкатив, от боли, и не гнить заживо. А достойно. Чтоб только и успеть, напоследок рукой махнуть тем, кто остаётся. Мол, пока ребята – свидимся. И всё.

Я присмотрелся – Краб говорил от чистого сердца.

Странная история Петра Вельяминова.

Вообще он был слишком честным и правильным для этого места. Большинство бродяг, которых сюда при возили, были опустившиеся люди, живущие по принципу: день прошёл – и слава Богу. А про таких, как Краб говорят: честный трудяга. Звёзд он с неба не хватал, чинов выслужить не довелось, но если уж брался за работу, делал её споро и в охотку.

Подвело его под монастырь как раз последнее место работы. Как грянул кризис, предприятие, где он отпахал десять лет, накрылось медным тазом. Полгода жил на приработках, еле концы с концами сводил. Жена ушла от него к владельцу киоска на проспекте. Благо детей не завели…

А тут взяли его по объявлению на завод. Зарплата не ахти, но и работа не пыльная. Меняй себе заготовки в станках, а они, станки, сами уж и сверлили, и фрезеровали, и шлифовали. Да подолгу, так что успевал Краб, тогда ещё Пётр Вельяминов, и на стульчике посидеть, и в курилку сходить покурить. Пока в учениках ходил, его в третью смену не ставили. Но вот однажды вышел наш Петр утром на работу, стал своё хозяйство осматривать и видит – на одном окошке задвижки, что работника от летящей стружки и прочих неприятностей защищает, грязь какая-то. Присмотрелся и ахнул: это был кровавый отпечаток ладони. Причем было он не снаружи, а изнутри. Поплохело тут Петру. Еле до туалета добежал. А как вернулся, отпечатка того уже и нет. Только мастер платок со следами крови в карман прячет да новости сообщает. Оказывается один его сменщик в отпуске, другой – запил, третий вообще пропал куда – то. Может тоже запил или на больничном… А план горит синим пламенем. Так что выходило Петру в третью смену работать. Больше некому. Отправляйся, говорит мастер, ты пока домой, выспись, а к половине двенадцатого – подъезжай. Ну, Пётр и пошёл. Идёт домой, и чем от завода дальше, тем больше его страх охватывает. Что же это за дела такие творятся у него в цеху? Стал уговаривать себя, что мол, что он, как маленький. Может то не кровь вовсе была. Может, это просто наладчик грязной ладошкой шлёпнул, а ему и почудилось. Пришел домой, кофе попил, пару бутербродов сварганил, чтобы вечером не возиться, да и спать лёг.

Как проснулся, за окном темнело. На будильник глянул – рано ещё. Можно часа два спокойно кемарить. Но тут вспомнил, что не просто так проснулся – от звука. Будто кто-то на кухне стекло в форточке выбил. Подскочил Пётр на кровати, сердце колотится, понять ничего спросонья не может. А с кухни опять звуки: будто лезет кто-то в окно, да с трудом. Так, что рама деревянная трещит, чуть не ломается. Пётр за утюг – первое, что попалось под руку – и на кухню. Идёт, дрожит, да себя уговаривает. Мол, вор это через форточку лезет. На пятом-то этаже семиэтажного дома. Табуретки воровать.

Заглянул в коридорчик, что к кухне вёл, а там темень непроглядная. Да странная такая, будто под линейку отчерченная. По эту сторону черты светло, а по ту – ничегошеньки не видно. Только слышно: будто ходит кто-то там, хоть и осторожно, да стекло битое под ногами скрипит…

Подумал было Пётр свет включить, а выключатель с той, тёмной стороны черты. Не рискнул он шагнуть в темноту. Рукой в слепую пошарил, да вовремя одёрнул. Всего-то двух пальцев лишился. Как бритвой срезало.

Другой бы на месте Петра, глядя на кровь, что из обрубков на руке на пол льётся, от боли дикой заорал бы матерно, бежать бросился. А кто в коленках послабже, так и вовсе – в обморок шлепнулся бы. А наш герой даже глазом не моргнул. Стал спокойным и деловитым. Забинтовал скоренько руку, рюкзак на антресолях нашёл, и стал в него складывать всё необходимое. Работает, а нет-нет, да и глянет в строну кухни. А там, в темноте, пол скрипит, будто ходит кто-то у самой черты. И дыхание слышно. Потом – раз, и прыгнула тьма из кухни в коридорчик. Еще полметра квартиры будто слизало в черноту. Ускорился Пётр, напихал в рюкзак смену белья, мыльно-рыльное, документы и все деньги, какие были. Глянул в сторону кухни, жест неприличный сделал темноте, что половину прихожей сожрала, и уже к двери входной подбиралась, да и был таков.

Куда ему было податься? Решил – на вокзал. У родственников в деревне отсидеться. Денег на такси не пожалел, чтобы, по-быстрее. Прямо чувствовал на себе взгляд чужой. Недобрый.