Гром

— Мои слова, как эхо в скалах, будут лишь пустым звуком, — ответил Намнансурэн и, задумавшись, взглянул на лучи солнца, падавшие в юрту через тоно, словно призывая на помощь небо. — Вообще-то, русские — открытые, добрые, смелые люди. Ни за что не поверю, что происходящие у них события могут поставить мир на грань катастрофы. Мне приходилось слышать, как русские выражали недовольство политикой своего царя. К чему вы стремитесь? — поинтересовался я. В их ответе не было ничего сомнительного. «Наши стремления к переменам, — говорили они, — не должны беспокоить вас, а заинтересовать могли бы…» А кое-кто — не сановники, конечно! — прямо говорили: «Ничего удивительного, если ваша поездка не принесет никаких результатов, но не всегда Россия будет холодна, как лед, и неприветлива, наступит время, и мы обогреем свой дом». — Намнансурэн взял послание, недавно прибывшее из столицы, перечел его.

— Мой господин! — промолвил Дагвадоной. — Всего я не в силах постичь. Но вы не раскаивайтесь, что не слишком усердствовали, дабы завоевать себе влияние среди знати. Ничтожный, я молюсь лишь о том, чтобы вы никогда не отреклись от своих убеждений. Никто не в силах предотвратить молнию, ливень или разлив реки. Дожди побеждают засуху и приносят благодатное лето — это закон природы.

Погода резко переменилась, завыла метель. Намнансурэн вышел из ставки, обменялся хадаками с прибывшими на его проводы ламами и сановниками.

— Само небо не хочет меня отпускать, — сказал Намнансурэн, хмуро глядя сквозь пургу на темнеющие вдали Хангайские горы. — Передайте хамба-ламе, пусть уймет метель. Не знаю, когда вернусь, и вернусь ли. Но в любом случае я оставлю о себе память. Выплачивая двойные налоги купеческим фирмам Улясутая и Жанчху, я освободил весь свой хошун от долгов. Переписаны сутры «Ганжуура» и украшены девятью драгоценностями. Устроен цам в честь красного сахиуса. Но по-прежнему всюду беды, всюду несчастья. Угодно ли богу и небу, чтобы мы все это сносили безропотно. Больше молитесь своему ангелу-хранителю.

Когда Намнансурэн сел в коляску, люди поднесли к глазам рукава, утирая слезы.

Содном и Батбаяр как обычно сопровождали господина верхом на конях. Жену Намнансурэн отправил по другой, более удобной дороге, а сам поскакал напрямик. Батбаяр все старался понять смысл слов, сказанных господином в то утро.

Тот словно бы прощался со всеми. Может, он о чем-то догадывается, или его мучит недоброе предчувствие? В столицу они прибыли к вечеру четвертого дня. Намнансурэн, войдя во двор, обмахнул дорожную пыль с лица, торопливо переоделся и в сопровождении Соднома спешно отбыл во дворец богдыхана.

— Сейчас же скачи к Номин дар ахайтан и скажи, что я здесь. Пусть приедет. Только смотри, чтобы тебя никто не заметил, — шепнул Намнансурэн Содному. — Может, от госпожи я узнаю, какая здесь обстановка. — Содном помчался в аил цэцэн-хана и, к счастью, застал княгиню в юрте одну.

— Ваш хан только что прибыл? — спросила княгиня испуганно. — Погодите, как же мне быть? Муж сейчас у себя в орго. Вы приехали в коляске?

— Нет, верхом, но есть свободная лошадь.

— На улице светло?

— Уже темнеет.

— Ждите меня, только подальше от ворот. Я сейчас. — Все это госпожа произнесла шепотом и позвала служанку. Уже в дверях Содном столкнулся с хорошенькой, стройной, как молодое деревце, Даваху, чьей прелести позавидовала бы любая красавица с картины.

«Жаль, что поехал я, а не Жаворонок!» — подумал Содном, выходя со двора.

Хлопнула дверь. Содном помог княгине сесть на коня, а она, в страхе озираясь, проговорила:

— Мне не удалось выйти незаметно. А стражникам у ворот что я скажу? Я даже не успела сменить безрукавку.

Когда подъехали к шатровым воротам дворца богдо-гэгэна, какой-то человек, взяв под уздцы лошадь госпожи, сказал Содному:

— Твой господин велел тебе отправляться домой.

Содном, возвратившись на подворье хана, рассказал Батбаяру о случившемся.

— Что творится с нашим нойоном? — покачал головой Батбаяр. — Везде хочет поспеть…

— Да, конечно. Говорил же нам Смурый перед отъездом, что тяжело сейчас господину, и надо хорошенько за ним присматривать. А мы его оставили…

— Что же делать?

— Это еще ничего. А я теперь знаю, что супругу цэцэн-хана с нашим нойоном связывает не только любовь.

— Что же еще?

— Госпожа сообщает нашему нойону о том, что происходит, чтобы завоевать его сердце. Потому и встречаются они лишь в исключительных случаях.

— Возможно. Ханша так торопилась, что даже наряд не сменила, не надела украшений и из дома вышла крадучись. — Так строили всевозможные догадки телохранители, сидя за чашкой чая.