— А вот это, действительно, интересная новость, — оживился Батбаяр. — Не слышал, кто возглавляет Народную партию?
— Как будто Сухэ-Батор. Говорят, он и семеро членов этой партии поехали в красную Россию за оружием.
— Все правильно. Кто думает о родине, должен обращаться к красному правительству, — сказал Батбаяр. В радостном возбуждении, он приподнялся и тут же упал на постель — нестерпимо заныла больная нога.
— Погоди-ка. Ты откуда знаешь, что все правильно?
— Как же мне не знать? Я встречался с людьми, которые были на стороне красного правительства.
— Да ну? Так, может, ты агент этой самой Народной партии, а не погонщик скота?
— Я — не агент. И не погонщик. Я был у моего господина телохранителем. И вместе с ним ездил в Россию. А теперь я беглец.
— Что ты беглый, я догадывался. Вот только не знал, откуда и почему сбежал. — Чулудай повеселел, приободрился и Батбаяр. Вытряхнув последние крошки табака из кисета, они закурили.
— Начнутся сейчас дела. О Сухэ я слышал еще во время войны с черномундирниками. Они его тоже боялись. Уж очень он храбрый. Знаешь, есть такая присказка:
— Так вот, Сухэ совсем другой, — сказал Батбаяр и попросил: — Ты слушай, что говорят, и все мне рассказывай.
Батбаяр потерял покой. «Съездить бы посмотреть, что за Народная партия. Хоть бы скорее выгнали всех этих негодяев: толсторожего следователя, рябого зайсана, большеголового бойду и вместе с ними — гаминов, — думал он. — Невезучий я все-таки. Сколько на мою голову бед свалилось! И за что, спрашивается. Никогда никому зла не причинил».
Вершины гор надели серебряные короны, пришли холода. Батбаяр пил медвежью желчь, натирал медвежьим салом больную ногу, и день ото дня ему становилось все лучше. Он уже выходил из юрты, собирал хворост, но на коне еще ездить не мог. В это время разнесся слух, что с севера прибыли отряды атамана Сухарева. Все чаще попадались на глаза русские и буряты в солдатских шинелях с винтовками за плечами, группами по пять-десять человек разъезжали на конях.
— Трудное время настало. С севера к нам приближается война красных с белыми, на юге грабят гамины. Как бы это сделать, чтобы через неделю-другую ты мог встать на ноги, — бормотал старый Нэрэн.
Пошли разговоры, что атаман Сухарев переправился через Зэлтэр и на Селенге, в местечке Дух нарс, в глухом сосновом лесу его солдаты строят дома. Сгоняют на строительство всех, кого можно, скупают коней, скот. Золотых янчанов у них видимо-невидимо. Похоже, туда еще солдаты придут, будут грабить, отбирать лошадей, скотину. А не дашь, по всякому может обернуться, видно, страшные они люди. Вдоль границы пожгли все русские и бурятские аилы, которые не хотели с ними идти, а людей перебили. Но как пришли в Монголию, стали приветливыми, ласковыми.
К этому времени на Зэлтэр потянулись с севера обозы переселенцев. Русские и бурятские семьи гнали коров, свиней, домашнюю птицу, ставили в лесах шалаши, копали землянки. «Ищем, где бы укрыться. В России красные с белыми передрались, никакой жизни нет», — жаловались беженцы.
«Интересно, что стало с теми семерыми, которые уехали в Россию, — думал Батбаяр. — Эх, скорее бы нога поджила. В седле и смерть встретить не стыдно».
Однажды приехал Чулудай, привез тушу косули. Поглядел на друга, сказал:
— Скоро ты будешь скакать по горам, как олень. А теперь слушай. В Да хурээ, видно, плохи дела. Гамины, говорят, просто взбесились. Хватают всех, даже нойонов. Богдо-гэгэна арестовали.
— Ох, грехи наши тяжкие, везде плохо. Куда нам теперь деваться? Уже и так забрались в самую глушь, — сказал старый Нэрэн, тревожась за Батбаяра, который все еще хромал.
— Ничего. Найдем, куда деться, — спокойно ответил Чулудай. — Сейчас пару косуль завалить бы, чтобы семья не голодала. Времена-то какие настали, ничего не достанешь. Ты выздоравливай побыстрее, на охоту пойдем, — сказал он на прощанье Батбаяру.
В семье старого Нэрэна варили мясо косули и поминали Чулудая добрым словом: «Дар друга — золото». Через несколько дней охотник прискакал снова и, торопливо поздоровавшись, сказал:
— Мы в солдаты уходим.
— В какие солдаты? — в один голос воскликнули Батбаяр и старый Нэрэн.