Гром

Некоторое время он ехал вверх по крутому склону. Конь тяжело дышал, с каждой минутой двигался все медленнее, а потом остановился. Привязав коня к кусту, Батбаяр подобрал полы дэла и полез вверх. Он спотыкался, падал, хватаясь за камни, вставал и снова карабкался.

Наконец, выбившись из сил, он все же добрался до вершины горы. На ровной площадке, укрытой от ветра и дождя нависшей над нею скалой, вповалку спали какие-то люди, судя по виду, цирики. Батбаяр отыскал командира и передал приказ командующего.

— Все понятно, — сказал командир. — Вот ты и побудь здесь до сигнала, как раз сам и разожжешь костер.

— Чей, говоришь, приказ? Командующего? — послышался голос из темноты.

Батбаяр присмотрелся и увидел нескольких лам, сидевших вокруг догоравшего костра в глубине площадки. Подойдя к костру, он повторил донесение.

— Пользуйся милостью нашего хутухты, — сказал один из лам, протягивая ему вареное баранье ребрышко и мозговую кость.

«Не сам ли Джалханза-хутухта[59] одаривает меня своей милостью, — с любопытством посматривая на лам, думал Батбаяр. — Однако вот где обосновался тот, кому поручено поддерживать боевой дух наших цириков! Да, сюда ни одна пуля не залетит. И ламам из свиты хутухты, видно, живется здесь недурно, если они каждый день так сытно едят».

Батбаяр присел к костру и, вооружившись ножом, вмиг начисто оглодал кости, которые дал ему лама. Стоит ли говорить, каким аппетитным показалось проголодавшемуся Батбаяру сваренное на костре мясо.

На востоке едва забрезжил рассвет, когда у подножия горы один за другим прогремели два выстрела.

— Эй, парень! Скорее разжигай костер! — в один голос закричали ламы у костра и командир отряда, лежавший невдалеке.

«Верно гласит пословица: «На усталого коня — много кнутов, у бедняка — много господ». Где бы я ни появлялся, — с досадой думал Батбаяр, — всякий, кому не лень, норовит командовать мною».

Он взял из костра горящую головешку и, подойдя к заранее сложенной огромной куче хвороста, поджег лежавшее в ее основании сено.

Вмиг яркое пламя озарило все вокруг. Батбаяр стоял, не чувствуя его жгучего жара. Он больше не испытывал досады, лишь гордость от того, что именно он дал сигнал к решающему штурму крепости Кобдо.

К сигнальному костру в сопровождении нескольких послушников подошел на первый взгляд ничем не приметный лама. Моложав, худ, высок ростом, поверх ламского одеяния видавшая виды куртка из первосортного, желтого цвета, шелка, на голове — башлык. Угрожающе потрясая кулаками в сторону вражеских позиций, лама читал молитвы.

«Это и есть тот самый хутухта?! Никогда не подумал бы. Снять с него этот балахон, точь-в-точь мирянин-караванщик. Да, немудреное это дело — быть священником на войне. Поглядывай себе со стороны. В случае победы скажет, «бог внял моим молитвам», в случае поражения все свалит на «плохого» командующего», — думал Батбаяр, глядя на ламу.

Тем временем широкая долина реки Буянт огласилась оглушительной канонадой, криками наступавших, ржанием коней.

«Пока я тут прохлаждаюсь, наши ребята уже штурмуют казармы маньчжуров. Вот бы мне туда сейчас», — досадуя, думал Батбаяр. Он не находил себе места, сердце его с каждой минутой билось все чаще.

Хутухта напряженно прислушивался к звукам, долетавшим снизу.

— Подать жертвенную чашу с кровью, — вдруг приказал он.

При свете огромного костра было хорошо видно, как, продолжая читать молитвы, хутухта кропил кровью из серебряной чаши, подвязанной хадаком, в направлении вражеских казарм.

Утренняя заря разгоралась все ярче. Новый день смотрел на мир своими большими светлыми глазами.

Из долины по-прежнему доносилась пальба и крики «ура» наступающих монгольских войск.

— Наши солдаты ворвались в крепость! — радостно воскликнул лама, наблюдавший за ходом боя в подзорную трубу.

«И я мог быть вместе с этими смельчаками, — думал Батбаяр, всматриваясь в даль. — И чего, спрашивается, я здесь торчу? Приказ командующего выполнил: костер зажег. Больше мне делать здесь нечего».

Батбаяр бросился вниз, где стояла его лошадь. Вслед за ним ринулись и другие цирики, не желавшие здесь отсиживаться, пока их друзья погибали в бою с врагом. На горе остались лишь ламы, они продолжали молиться…

Группа всадников, возглавляемых Батбаяром, неслась во весь опор прямо к крепости. Перед глазами мелькали лошади, под седлами и без седел, снующие туда-сюда люди; было трудно понять, что происходит, кто кого одолевает.

Уже у самых стен крепости Батбаяр увидел, как падает с высокой башни желтовато-пестрое знамя маньчжуров. За время осады Кобдо Батбаяр не раз видел это ненавистное знамя и думал при этом, что развеваться ему здесь недолго. И сейчас он едва не закричал от радости, видя, что наконец-то пала последняя крепость врага…

Батбаяр и его спутники скакали вдоль крепостной стены, пока не достигли ворот, ведущих в крепость. Некогда неприступные, они были распахнуты настежь, и беспощадный огонь лизал их створки. Горели и внутренние постройки, густой дым поднимался высоко в небо. Повсюду валялись убитые монголы и китайцы.