Она горячая. Да-да, она очень горячая и отзывчивая. Тут же смущается, и тут же тянется ко мне руками и губами. Мне рвёт жилы возбуждением от того, как она любит меня целовать, гладить, ласкать. Эта девушка стала моим наваждением, силой и слабостью, ахиллесовой пятой. Одним лишь касанием своих ладошек, она чуть не сварила меня до готовности и не разобрала на косточки, как Пекинскую утку. А длинными, пушистыми ресницами заменила мне всю мою жизнь до этого. Мне дорого стоило сохранить себя. Остаться собой. Таким, каким она меня полюбила. Ради неё. Ради себя.
Но с ней я другой.
— Никита… — шепчет так, что по всему телу проносится электрический заряд (или разряд. Хрен разберёт) и зажигает на нём все точки «G», какие есть и каких нет.
— Да-да, маленькая, сейчас.
Очень хочу войти в неё, но не могу оставить без внимания её грудки. Обхватываю губами один сосок вместе с ореолом, и он делает простел мне куда-то в затылок, как в висок. Наповал. Кручу пальцами второй, чтобы не съехать с катушек раньше времени и чувствую, что пьянею без бухла. В голове шумит и гудит, как в улье. Меня уже куда-то ведёт и шатает. Это просто лучшее, что может быть на свете и в жизни, клянусь. Тело жаждет разрядки, оно напряжено и взведено, как курок. Ему не терпится приступить к упражнениям. Ритмичным таким, жестким, с оттяжкой и смаком. Хочу эту девушку под своими губами, вокруг своего члена, в своих руках.
Сердце прыгает и колотит о рёбра — организм готовится. Предвкушает. Я вроде бы как дышу, но понимаю, что делаю это рвано и неправильно.
К чёрту. Ладони ласкают Лизу, стискивают, сжимают и поглаживают. Показывают ей то, что я к ней чувствую. Без слов. Только силой объятий, только рваным дыханием, только…
…вскочившим и готовым членом.
Жажда.
Она везде. В голове, в груди, в кончиках пальцев, на острие языка, её полная голова. Жажда требует выхода. Ждёт, когда её успокоят, удовлетворят. Меня бьёт дрожь. Я уже мелко трясусь, как в наркоман перед дозой. Я зависим.
Подвигаю девушку к себе, и она обхватывает меня своими тоненькими ручками и скользит ладошками по моей спине и ласкает мои голые ягодицы. Подставляю ей себя с готовностью и впитываю её прикосновения, как высохшая земля — капли спасительно дождя.
А затем она лезет к паху.
— Да-да, сейчас. — Перехватываю её ладошки, потому что если она прикоснётся там хоть к чему-нибудь, то порвёт меня, как Тузик грелку. Да и её может там моим током долбануть неслабо.
Развожу ей колени в стороны и наслаждаюсь, блаженствую от шелка нежных, мягких бёдер и скольжу пальцами между влажных, мокреньких складочек.
От её набухших половых губок внутри меня открывает глаза, дремавший до этого, зверь. Он ещё не рычит и не хрипит от натуги и злости, но уже не спит.
Это он заставляет дёрнуть Лизу на себя, подсаживая её на самый край стола, и подвести к ней член. Прижимаюсь к девушке всем телом и торсом чувствую мягкость её груди. Рот находится над её ушком. Хватаю мочку и посасываю, и прикусываю. М-м-м вкуснятина. Целую нежную, такую уязвимую и трепетную кожу за ушком.
И взлетаю в облака, и у меня резко темнеет в глазах, когда чувствую, что Лиза делает со мной то же самое.
Возвращаюсь к её лицу и останавливаюсь нос к носу, практически касаясь кончиками.
Какие у неё глаза. Затуманенные, пьяные, осоловелые — смотреть не насмотреться. И взгляд так и рвётся ко мне. Признаётся в любви, в зависимости. Да, я знаю, что моя девочка так же подсажена на меня, как и я на неё. Я чувствую, как она плавится и улетает подо мной, под моими губами и пальцами, и лечу вместе с ней.
Хочется опять поцеловать её, но понимаю, что мы тупо задохнёмся без воздуха — и я, и она дышим, как кузнецкие меха. Поэтому прикасаюсь кончиками губ к её раскрытым губкам и замираю.
Не понимаю, почему, но вхожу в неё на удивление медленно и робко. Как вор. Почему? Не знаю. Не спрашивайте. Просто так чувствую и всё. Я давно этого ждал. Кожа к коже — это тот праздник, который всегда с тобой.
И от её тугости и скользкости мой внутренний зверь превращается в дикую, первобытную зверюгу и становится тупой машиной. Ритмичной и несокрушимой, как танк. Без тормозов и рамок, без схем и правил. Ничего святого.
Отстраняюсь от девушки и устанавливаю взгляд ей в глаза, как дуло в упор. С таким взглядом обычно идут на таран.
Она не робеет. Уже привыкла и знает меня. «Берёт» мой взгляд, не моргая, и цепко хватается за него. Искренность. Вот что я вижу в её ответе. Между нами зеркалят и искрятся наши чувства. Мы смотрим друг на друга, держась в одном целом больше визуально, чем руками и соединением тел. Я проникаю в неё не только членом, но и тем, что несёт мой взгляд. И от её ответного серо-голубого света даже посреди этих жёстких, упругих, ритмичных шлепков тел друг о друга в душе разливается тепло. Оно орошает, бальзамирует, радует и превращает назад в человека. В счастливого человека.